Зонтик для террориста

Фудзивара Иори

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – ответил я.

Ничего другого сказать я не мог. Ни возразить, ни сделать.

– А тогда почему ты мне хотя бы не расскажешь?

Она посмотрела на меня взглядом, острым как нож, и снова закурила. Зажигалки «Зиппо» всегда так громко щелкают. Почему я об этом подумал?

– Дай покурить, – попросил я.

Она взглянула на меня немного удивленно:

– Ты куришь?

– Бросил, когда понял, что стал алкашом. Решил выбрать что-то одно: легкие или печень. Ты, наверное, посмеешься надо мной. Действительно, выбор бесполезный. А вот сейчас захотелось покурить.

Она послушно положила на стол пачку «Хоуп» и зажигалку. Я вытащил сигарету и закурил. Горький привкус. Впервые за несколько лет мои легкие медленно наполнились дымом, а потом опять сжались.

– Хочу спросить тебя.

– О чем?

– Где твой отец?

– Умер.

Попал в аварию, когда мне было пятнадцать. Он был старше матери на пять лет. Работал в МИДе, а погиб, находясь на службе в консульстве в Америке. Разбился на машине. После этого мама вернулась в Японию. Но девичью фамилию брать не стала. Она ее терпеть не могла. Вообще она не придавала большого значения фамилиям, но, похоже, именно Эндо ее раздражала. В итоге от матери я больше услышала о тебе, чем о своем отце. Я как-то сказала ей об этом, а она ответила: «Об отце ты и сама все знаешь». Представляешь? Когда отец умер, мне было пятнадцать. Непростой возраст. Хорошо, теперь я выросла, но это не значит, что мне все равно. Есть на что обидеться. Сложно представить мать, которая говорит такое дочери, правда? Полный абсурд. Ужасно жестоко по отношению к отцу, ты так не думаешь?

– Думаю, – ответил я.

Мы помолчали. Я заговорил первым:

– Но она знала, где я живу. Почему она ни разу не подошла ко мне?

– Ты что, такой тупой? Мне казалось, беспечный и тупой – разные вещи. Но в тебе, похоже, прекрасно уживаются оба этих качества. Короче, мама до самой смерти любила тебя.

Я задумался над ее словами. Но не очень их понял. Я так и сказал:

– Я что-то не очень тебя понял.

– Вопрос гордости. Неужели ты не знаешь, что мамина гордость имела миллион вариаций?

– Не знаю, – ответил я.

Теперь пришла ее очередь вздыхать.

– Ладно, хватит. Лучше расскажи о ваших отношениях и случившемся в семьдесят первом году. Я хочу услышать твою точку зрения. А не СМИ.

Я немного подумал. Есть ли у нее право знать? Похоже, что да. Долг перед ее отцом и перед ней самой. Так мне показалось. Иначе я, наверное, принял бы другое решение.

– Хорошо, – ответил я. – Только имей в виду, мой рассказ коротким не будет.

– Конечно, я хочу знать все подробности.

Я задумался, с чего начать.

– Конец шестидесятых был эпохой студенческих волнений. [17] Наверное, тебе об этом известно.

– В общих чертах. Мама тоже немного рассказывала. Но знания мои глубокими не назовешь. Времена давние, превратились в легенду. Ваше поколение любит делиться своими заплесневевшими воспоминаниями, носятся с ними, как с писаной торбой.

Я снова грустно улыбнулся. Но, наверное, она была права. Для нее эти годы – что эпоха динозавров. Даже мне самому они кажутся странной легендой. Наверное, она считает их ностальгией нашего самоуверенного поколения. Этого я точно не знаю. Да и кто я такой? Помятый алкаш, разменявший пятый десяток. Те дни, словно старая фотография. Лежала где-то долго. И доставать ее не было никакого желания. Но сейчас двое погибших всколыхнули воспоминания. Что говорить – мы родились из этих выцветших лет.

17

В конце 60-х – начале 70-х годов XX в. в Японии, как и во многих других странах, прокатилась волна студенческих волнений. Студенты свыше ста университетов выступали против войны во Вьетнаме, возобновления японо-американского договора безопасности, повышения платы за обучение, а также против буржуазной идеологии общества. Они выходили на митинги, срывали занятия, баррикадировали учебные здания. В ряде университетов были отменены вступительные экзамены. Среди многих студентов были популярны социалистические и коммунистические идеи.

– Это было в шестьдесят девятом году, – начал я.

6

В ту ночь я один сидел на крыше. В пронизывающе холодном ночном воздухе виднелись скопления ярко мигающих огней. Огни Сибуи. Я смотрел на них, не отрываясь. Казалось, вот они – совсем рядом. Было тихо. Лишь изредка доносился звук тупых ударов о стену. Даже камнеметательные машины не способны докинуть камни на крышу четырехэтажного здания. Больше никаких звуков, если не считать того, что я пел. «Девушка с длинными волосами» группы «Голден Капс». [18] Одна из популярных тогда песенок. Ее-то я и напевал. Свободно и беззаботно. Вдруг послышался голос: «Фальшивишь». Я оглянулся: ко мне шла Эндо, в плащ-палатке, выдыхая белый пар.

18

«The Golden Cups» –японская рок-группа, популярная в конце 60-х годов.

Я взглянул на нее и спросил рассеянно:

– Как там общее собрание?

– Продолжается. Мне надоело, и я сбежала. Кувано остался, так что потом узнаем у него, чем все закончилось.

– A-a. Можно тебя спросить кое-что?

– Что еще?

– А мне правда медведь на ухо наступил?

– А ты сам не чувствуешь?

– Нет.

Она с жалостью посмотрела на меня и покачала головой:

– Честно говоря, у тебя совсем нет слуха. Абсолютно. Но при этом ты так часто поешь. Вот и сейчас распеваешь свои легкомысленные песенки, когда только что захватили лекционный корпус Ясуда. [19] Ты вообще когда-нибудь задумывался о том, что происходит?

19

Лекционный корпус Ясуда– символ Токийского университета. В январе 1969 г. был захвачен активистами студенческих волнений, а затем отбит полицейскими отрядами, применившими водяные пушки.

– То есть лучше петь «Интернационал» или «Варшавянку»?

– Идиот.

– Я люблю японские рок-группы. И «Битлз» люблю. Могу спеть «Лебединые слезы» «Окс». [20] Хочешь?

Она смотрела на меня, как на сороконожку. Так и сказала:

– У тебя чувства развиты хуже, чем у насекомого.

Тем не менее она положила локти на перила и молча стояла со мной, смотрела на огни Сибуи.

– Тебе не кажется несправедливым? – спросила она.

20

«Ох»– популярная японская рок-группа конца 60-х годов.

– Что?

– Мы здесь делаем все, что можем, и ребята в Ясуде держались до последнего, а в мире ничего не меняется.

– Ну да. Интересно, а в Сибуе в отелях Догэндзаки [21] есть свободные номера?

Я думал, она набросится на меня с кулаками, как обычно. Но она ничего не сказала. Мне показалось это немного странным, и я посмотрел на нее. Похоже, она была в шоке. Все, оказавшиеся в осаде, испытывали аналогичный шок. Девятнадцатое января. В тот вечер по радио передали о падении лекционного корпуса Ясуда в Хонго.

21

Имеются в виду так называемые отели любви с почасовой оплатой.

Мы в ту пору вели жизнь на осадном положении в восьмом корпусе в Комабе, [22] который занимал ту же позицию, что и лекционный корпус Ясуда в Хонго, можно сказать, играл роль символа педагогического факультета. С пятнадцатого числа семьдесят человек из отряда педагогического факультета Всеуниверситетского объединенного фронта [23] Токийского университета и из отряда Фронта Комабы находились здесь в осаде. Из нашей группы осталось трое. Макото Кувано, Юко Эндо и я. Территория университета была взята под контроль отрядами, которые союз М., молодежная организация одной политической партии, мобилизовал со всей Японии, и наша связь с внешним миром была полностью прервана. Их лозунги провозглашали прекращение бессрочных забастовок и роспуск нашего Всеуниверситетского объединенного фронта. Некоторые утверждали, что численность мобилизованных отрядов составляла две тысячи человек.

22

Хонго, Комаба– районы Токио, где находятся кампусы Токийского университета.

23

Всеуниверситетский объединенный фронт (Дзэнкёто)– организация студенческого движения, созданная в университетах Японии в 1968 г., во время студенческих волнений.