Зонтик для террориста
Шрифт:
– Мать?
– Юко Эндо. Это ее девичья фамилия. Эндо пишется: «Эн» как «сад», а «До», как «храм». Не забыл?
Я еще раз молча пристально посмотрел на нее. Она усмехнулась:
– Не смотри так на меня. Хотя я и привыкла, что мужики на меня пялятся, непроизвольно руки чешутся заехать по кумполу.
– Твою маму я не забыл, – сказал я.
– Еще бы ты забыл. Ты же не в маразме, чтобы забывать женщин, с которыми жил. Или у тебя столько жен было, что и со счету сбился?
– Нет. Вместе я жил только с одной.
Девушка потушила сигарету в стоявшей рядом пепельнице. Тонкими пальчиками
– Ты жил с мамой всего лишь три месяца, да?
– Да, всего лишь три месяца.
– Сними очки, – попросила она.
– Зачем?
– Дай посмотреть, что там у тебя.
– Не надо. Само пройдет. Не впервой. Наверное, столько же, сколько раз на тебя мужики пялились.
10
«Хоуп» –марка крепких японских сигарет.
– Нда-а, – пробурчала она. – А я-то думала, что в нашем мегаполисе уже вымерли такие неандертальцы, как ты.
– Вот именно в мегаполисе и можно выжить. Посмотри на тараканов.
– Мама говорила, что организм у тебя крепкий, а вот по части мозгов одно твое достоинство – ворчать и огрызаться.
– Я и сам так думаю. Но откуда ты знаешь об этом баре?
– Мама сказала.
На мгновение я онемел. Юко знала про бар… Помолчав, я спросил:
– А откуда она знала?
– Проезжала на машине по улице Ясукуни и случайно увидела тебя. Тогда она остановилась и посмотрела, куда ты вошел. Увидела табличку «Гохэй». Подождала немного – стали собираться посетители. Одного из них она расспросила о тебе, описав твою внешность, и поняла, что ты работаешь барменом. Ей и имя твое сказали, без проблем.
Я вздохнул. Я был похож на больного раком. Все вокруг все знают, кроме меня.
– Странная у вас семейка. Разве матери рассказывают дочерям про своих бывших любовников? И чем она сейчас занимается, твоя мать?
– В твоей газете об этом написано.
Я вспомнил список пострадавших от взрыва, напечатанный в газете. И в телепрограмме сообщали ее фамилию. Сорок четыре года.
– Мацу сита… Юко Мацусита? Это она?
Девушка удивленно посмотрела на меня.
– Да. Как ты хорошо помнишь фамилии пострадавших.
– О ней сказали: тяжело ранена. Больше никакой информации не было. Как ее состояние?
– Она умерла. Сегодня утром.
Я замолчал. Стало тихо. Так тихо, что послышались порывы ветра за окном. Мне показалось, что температура в баре понизилась на несколько градусов. Для меня смерть человека – дело привычное. Но, похоже, я ошибался. Я зашел за стойку. Взял бутылку виски. Я наливал виски в стакан, и горлышко бутылки дрожало. Когда оно касалось края стакана, раздавался звон. Я сделал небольшой глоток. Странный вкус. Такое впечатление, будто я пью совсем другой напиток. Оставив свинцовый привкус во рту, виски ухнуло на дно желудка. Я сделал второй глоток, и стакан был пуст.
Понаблюдав за мной, она наконец произнесла:
– Похоже, руки у тебя трясутся не только от той новости, которую ты услышал.
– Хроническое заболевание.
– А что, алкоголизм – это болезнь?
Я вспомнил, как вчера думал о том же самом. И налил второй стакан.
– А ты очень спокойно держишься.
– Прошло шесть часов после ее смерти. Нужно было договориться о похоронах и поминках. Удобная система. Я поняла: она специально сделана для того, чтобы на некоторое время забыть о смерти.
Я молча смотрел вниз, на стакан. Вскоре, я услышал ее голос:
– Мама говорила много раз. Хотя ты и беспечный, но душевные потрясения выбивают тебя из колеи. Поэтому и бегаешь. А случай семьдесят первого года уже давно стал историей.
– Ну-ка погоди. – Я поднял глаза. – У тебя же только что умерла мать. Что ты тут делаешь?
– Хороший вопрос, – ответила она. – Хотела сообщить тебе о ее смерти. Подумала, надо, чтобы этот беспечный все узнал. Не знаю почему, но я почувствовала, что должна так сделать.
– И только?
– Еще я кое-что хочу спросить у тебя.
– Я тоже. Но мне надо уходить. Вообще-то я планировал тут же убраться отсюда. В бар скоро придет полиция, на это есть причина. Могут заявиться и сегодня.
– Кто заявится? Из безопасности? – спросила она.
– Нет, теперь уже не только оттуда.
Я постоянно думал об этом по дороге от вокзала. Прочитав утренние выпуски газет, я понял: обстоятельства изменились. Погибли восемнадцать человек. Нет, уже девятнадцать. Один из них – крупный чин Управления полиции. Теперь дело касается всей полиции как организации в целом. Асаи сказал: будут пахать как кони. Якудза обо мне уже известно. А если известно якудза, то и четвертый отдел безопасности, отвечающий за хранение информации, узнает. Обнаружат отпечатки моих пальцев и поймут, какая связь между мною и Тосихико Кикути. Когда – лишь вопрос времени. К тому же недолгого времени. Тем более что появились новые факты. Юко Эндо знала обо мне. А если знает один человек, значит, знают многие. И не важно, истинная это информация или нет. Мое железное правило, по которому я жил все эти годы. И на самом деле вот дочка Юко, она знает.
– Почему здесь должна появиться полиция? Ты имеешь отношение к взрыву?
– Хороший вопрос, – ответил я. – Дело в том, что в момент взрыва я находился неподалеку. Я случайно там оказался, но поблизости остались мои отпечатки пальцев. Сейчас некогда рассказывать. Дай мне твой телефон.
– Что ты собираешься делать?
– Тебе незачем об этом знать. Не обижайся. Лишняя информация может только повредить. Поверь мне, я в этом спец.
– Какой-то некачественный ты спец, по-моему.
– Согласен, – сказал я. – Действительно, возразить нечего.
Она взяла блокнот со стойки.
– Писать нельзя, – резко прореагировал я.
Она удивленно посмотрела на меня.
– Не хочу оставлять никаких зацепок. Скажи мне.
Я запомнил номер телефона, который она мне продиктовала, и спросил:
– К чему ты прикасалась, с тех пор как зашла сюда?
– Ты про отпечатки пальцев?
Я кивнул. Конечно, если избавиться от всех отпечатков, выглядеть это будет неестественно. Но лучше, чем оставить следы ее присутствия. Полиция обязательно проверит все отпечатки. И наверняка не станет думать, что дочка Юко Эндо зашла сюда просто посидеть в баре.