Зорге. Подвиг и трагедия разведчика
Шрифт:
Старик остановил пластинку проигрывателя:
— Что у тебя?
Взял донесение, вслух прочитал:
— "Выезжаю. Буду второго. Рихард".
Павел Иванович вызвал Наташу:
— Забронируй на второе номер в "Новомосковской". А сейчас позови ко мне Оскара и Василия.
Он перехватил взгляд Наташи, усмехнулся, стал складывать пластинки в нижний ящик стола.
Через несколько минут Оскар и Василий, переговариваясь на ходу, прошли в кабинет Берзина. Из их разговора Наташа — секретарь Яна Карловича уловила имя: Рихард.
"Рихард Зорге"…. Она стала припоминать, какой же он из себя, этот Рихард Зорге. Кажется, она видела его.
В кабинете Павел Иванович вышагивал по ковру вдоль шкафов и внимательно слушал. Василий сидел на стуле. Оскар стоял у окна. Это были самые близкие друзья Старика, его ученики и ближайшие помощники. Оба недавно вернулись из-за границы: Оскар — из Германии, Василий — с Дальнего Востока.
Говорил Оскар:
— Это невозможно. Опасность будет подстерегать его на каждом шагу. У него очень много знакомых. Среди коммунистов. Среди социал-демократов. Даже среди нынешних нацистов. Его еще не забыли полицейские Зеверинга, поголовно ставшие теперь штурмовиками. Я уверен, что в полицай-президиуме на него хранится досье. И первая же случайная встреча…
— А я бы на его месте поехал! — вскочил со своего стула горячий Василий. — Без риска нет и разведки, без смелости нет и разведчика! Зато кто лучше его знает и язык, и обычаи, и нравы? Побольше апломба — и успех обеспечен. Тем более что эти вчерашние лавочники не такие уж мудрецы.
"Станут мудрецами", — подумал Старик.
Павел Иванович, когда проверял особенно трудные задания, старался обсудить их именно с Оскаром и Василием. Рассудительный, чрезвычайно осторожный Оскар и горячий, темпераментный, готовый на самые отчаянные дела Василий дополняли друг друга. Они были столь же разными и внешне: черноволосый, черноглазый, смуглый и худощавый, подвижный, как мальчишка, Василий и высокий, спокойный латыш Оскар, с мягкими, уже седыми волосами. У обоих за спиной — работа в военной разведке, а перед этим — годы революционного подполья, годы революции и Гражданской войны. Такие разные, но одинаково надежные. На них Павел Иванович мог положиться как на самого себя.
Сейчас он не был согласен ни с тем, ни с другим.
— Не зарывайся, — остановил он Василия. — Сегодняшние гитлеровцы не все вчерашние лавочники. Среди них и позавчерашние контрразведчики Вильгельма, и вчерашние контрразведчики Штреземана, и сегодняшние гестаповцы Гитлера. Положим, враг даже дурак и тупица, но мы всегда должны строить расчет на том, что он чрезвычайно умен и изощрен и побеждать его можно превосходством своего ума, своим мужеством, дерзостью и находчивостью.
— Вводная лекция, — проворчал Василий, снова усаживаясь.
— Значит, так давно слушал, что успел забыть. — Голос Павла Ивановича посуровел. — В нашей работе смелость, дерзость, риск должны сочетаться с величайшей осторожностью.
Оскар, соглашаясь, закивал. Но Василий уступать не хотел.
— Риск и — осторожность! Диалектика? — спросил он.
— Да, диалектика, — нарочно не заметил иронии в его голосе Старик. Диалектика, которой мы должны овладеть в совершенстве. — Павел Иванович повернулся
— Под своим настоящим? — Тут уже настал черед удивиться Василию. Невероятно!
Действительно, план, разработанный Павлом Ивановичем, казался невероятным. Но во многом от этой его внешней невероятности и зависел успех. У Старика был "собственный" образ врага, составленный из самых сильных качеств всех тех противников, с которыми за многие годы работы Берзину довелось вступать в единоборство. Старик разрабатывал свои операции как шахматист высокого класса, умеющий играть одновременно с двух сторон доски, полностью сосредоточиваясь то на белых, то на черных фигурах. После долгих поисков приходил к такому решению, которое "его враг" разгадать не мог. В тот день, 30 января, когда чаша весов в Германии склонилась в пользу Гитлера, когда президент Гинденбург назначил новым канцлером Адольфа бывшего австрийца-капрала, он понял, что нужно готовить новую долговременную разведывательную операцию. До прихода к власти немецких фашистов самым агрессивным государством по отношению к Советскому Союзу была Япония. И вот в зловещем облике нацизма реальная опасность возникла на Западе. Уже теперь ясно, что внешнеполитические устремления гитлеровской Германии и милитаристской Японии совпадают. Это делает их потенциальными, наиболее вероятными союзниками. И союзниками прежде всего против СССР. Следовательно, наши Вооруженные силы должны точно знать, какая и откуда грозит опасность Республике Советов. Такова была суть разведывательной операции. Но кто и как ее осуществит?
В Берлине, в самом логове Гитлера, есть хорошо законспирированные наши разведчики. В Японии их нет. Но и в Берлине не проще: Гитлер строит одни планы, его ближайший соратник Гесс — другие, а Рем — третьи. Наши люди присылают подробную информацию из каждой резидентуры. Но это — мозаика. Из нее бывает неясно, каким будет политический курс. Требовались синтезированные сведения. Если Гитлер станет искать союза с Японией, то одним из наиболее информированных о всех планах Берлина будет германское посольство в Токио. Значит, наш разведчик должен оказаться именно там. Там он будет в курсе не только планов японской военщины, но и гитлеровцев.
Кто осуществит эту операцию? Берзин понимал, что это невероятно трудная задача. И человеком, которого он уже определил исполнителем, должен стать Рихард Зорге. Он блестяще справился с шанхайским заданием. Но эти полные напряжения и риска три года — лишь "подготовительный курс" по сравнению с той работой, какая ему предстояла теперь. Да, новая операция даже ближайшим помощникам Берзина казалась невыполнимой. И тем не менее она должна быть осуществлена!
— В Токио — это правильно, — согласился Оскар. — Но с каких это пор путь в Токио лежит через Берлин?
— Павел прав, — поддержал Берзина Василий. — Без рекомендаций из Берлина Рихарду в германское посольство в Токио не пролезть. Немцы в Японии держатся обособленно.
— Наоборот, ему следует быть там тише воды, ниже травы, пусть явится туда как мелкая сошка, — не отступал Оскар.
— У тебя европейский взгляд, — съязвил Василий. — В Японии каждый иностранец как в стеклянной банке. И тут уж лучше держаться с апломбом.
Берзин не вмешивался: Оскар — хороший тактик, а Василий — дока в дальневосточных делах. Павел Иванович только спросил: