Зорькина песня
Шрифт:
— Ну и кашу ты заварила, Будницкая, почище чем гречневую, — сказала Галка, — ну и пусть! Айда, поглядим, как Крага ей перцу даст.
Девочки выбежали во двор. В это время дверь директорской распахнулась и на крыльцо вылетел разъярённый Кузьмин со злополучным куском хлеба в руке. Почти не хромая, он пронёсся через двор в кухню. Следом за ним из директорской вышел Саша.
Девочки метнулись в столовую, заперли за собой дверь на крючок и приникли к раздаточному окну, закрытому из кухни куском тонкой фанеры.
И тотчас
— Это-то что такое, собственно говоря?
— Хлеб Стёпочка. — послышался приветливо-ласковый говорок Щуки.
— Я вам, Прасковья Семёновна, на работе не Стёпочка!
— Ахти мне, Степан Фёдорович, извините, я уж вас как сына…
— Молчать! Где гречневая крупа? Детей вздумали обкрадывать?!
— Ка-кк-ая к-крупа? — заикаясь, переспросила Щука.
— Я всё знаю! От меня ничего, собственно говоря, не укроется! Я вас как будущую родственницу на хлебное место устроил, так вам мало показалось бесплатных обедов, что? На детях вздумали наживаться? На суп всего два-три килограмма пошло. Завтра же верну на кухню Марю, а вы пойдёте под суд! Что?
— Спасибо, Степан Фёдорович, — дрожащим, едва слышным голосом сказала Щука. Девочки даже дыхание затаили, чтобы лучше слышать. — Так-то вы отвечаете на мою любовь да ласку? Значит, меня под суд, а вы со спокойной совестью на доченьке моей, Люсеньке, женитесь?
— При чём здесь Люся? Вы в наши отношения не путайтесь!
Щука неожиданно заговорила злым, беспощадным голосом, и чувствовалось, что она ни капельки не боится Кузьмина.
— Вот что, Стёпочка, не прикидывайся дурачком, никто не поверит. Ты что же думаешь, полушубок дублёный, что Люсенька тебе подарила, мне даром достался? Ну уж нет, дорогой мой зятёк, вместе грешили, вместе и каяться, если что, будем.
— Какая же вы… подлая! — помолчав, удивлённо сказал Кузьмин.
— Да уж какая есть, — отозвалась Щука. — И чего ты взбеленился? Мало ли что малолетние девчонки языком треплют? Документы у меня все в порядке, никто не придерётся. Вот, смотри…
— Обкрадывать детей… — не слушая Щуку, словно сам себе, сказал Кузьмин и угрожающе крикнул: — Ну, погодите, я вам этого не прощу!
— Да уж ладно, не пугай, — миролюбиво сказала Щука, — пуганые…
В кухне с треском хлопнула дверь.
— Ничего себе кино… — озадаченно прошептала Галка, когда в кухне стало так тихо, что было слышно, как потрескивают дрова в печке.
— А Крага-то… — заговорила было Зорька, но Галка поспешно закрыла ей рот шершавой тёплой ладошкой и крадучись, на цыпочках, стала пробираться между столами к выходу. Малейший скрип рассохшихся половиц заставлял Галку вздрагивать и замирать на месте. Невольно и Зорьке передалась её боязнь.
— Сдурела? — сердито спросила Галка, когда они выбрались наконец на крыльцо главного корпуса. — А если бы Щука нас услышала? Мозги есть — соображать надо…
— Ну и пусть… Что она нам сделает?
— Забыла
— Галя, оказывается, Крага-то ничего не знал… Знаешь что, — пошли к Верванне и всё-всё ей расскажем.
Галка нагнула голову, постояла молча, пристально разглядывая белёсый носок стоптанного ботинка.
— Не пойду. Иди, если хочешь, сама.
— Струсила?
— Боюсь я Щуку, — подавленно сказала Галка, не поднимая головы. — Как вспомню её глазищи… прям мороз по коже дерёт. И Крага ещё… ухи зачнёт крутить… Ну их, пусть подавятся этой гречкой.
Зорька удивлённо смотрела на подругу. Перед нею стояла бледная испуганная девочка — тень озорной бесстрашной Галки Ляховой. Неужели она так боится Щуки?
— А как же тогда справедливость? — тихо спросила Зорька и рассердилась. — Можешь сидеть и дрожать, твоё дело. Я сама всё расскажу. Мой папа фашистов не испугался, а ты… А ещё подруга называется! Даша бы ни за что не испугалась.
— Эй, Лях! — крикнула пробегавшая мимо Нина Лапина. — Тебя Генька срочно искал. И ещё ругался, что тебя нигде нет!
Галка встрепенулась и просительно сказала:
— Не сердись… Ты иди пока, расскажи Верванне, я скоро…
— Смотри же! — крикнула ей вслед Зорька.
— Будь спок!
Прачечная помещалась в саманном сарае за домом. Вокруг сарая на верёвках, подпёртых длинными шестами, висели простыни, исподнее белое бельё мальчишек и разноцветные бумазейные платья девочек. Простыни вздувались на ветру, сияя белизной. Шесты раскачивались, точно мачты с поднятыми парусами. В солнечном ярком свете синий дымок из трубы над прачечной казался прозрачным.
Зорька влетела в распахнутую дверь и застыла возле порога, ничего не видя в полутьме сарая.
— Проходи, проходи, Зорюшка, — позвала её Маря.
Зорька шагнула вперёд. Глаза потихоньку освоились с темнотой. Да и не темно было здесь. Под потолком маленькое квадратное окно без стёкол. Солнечный квадрат лежал на груде белья в корыте. Маря стояла возле плиты и мешала длинной белой палкой кипящее бельё в котле. Руки её с закатанными до локтя рукавами синего халата были красными. По распаренному лицу стекали струйки пота. У стены, рядом с корытом, сидела на чурбачке Вера Ивановна, обхватив колени руками.
— Вера Ивановна, а я вас ищу, — сказала Зорька.
— Я тебя тоже искала, — тихо сказала Вера Ивановна.
Зорька удивлённо уставилась на неё. Значит, воспитательница уже всё знает? Откуда?
— Вам Саша сказал, да?
— Что сказал? — в свою очередь удивилась Вера Ивановна. — Он ещё ничего не знает. Пришло разрешение забрать Дашу Лебедь к нам.
— Ура-а-а! — завопила Зорька, не помня себя от радости. И Щука, и Крага разом вылетели у неё из головы. — А когда заберёте? Кто поедет за Дашей?