Зов из глубины веков
Шрифт:
Когда я оказался у помещения библиотеки, то выяснилось, что я уже опоздал, люди собрались в зале, слушая речь отца Димитрия. Стоя у дверей и чувствуя себя оплошавшим школьником, я набрался смелости и постучал в дверь. Отец Димитрий взглянул на меня своим взыскательным взором и тут же отвел глаза в раскрытую книгу на столе. На стульях в зале на первых рядах сидели два послушника, а на задних рядах несколько паломников и трудников монастыря. Я быстро прошел по залу и сел на задний ряд стульев.
– Итак, давайте продолжим, – начал говорить назидательным тоном отец Димитрий. – О чем я хотел еще раз напомнить. Я хотел вам еще раз сказать о том, что нравственная сторона святого благовествования оказывает на нас самое исцеляющее воздействие.
Отец Димитрий помолчал некоторое время, пристально осмотрев присутствующих.
– Так же в христианской церкви ключевую роль имеет и тот аспект, который подразумевает собой непреложное следование догмату. Что есть догмат? Как мы должны понимать это? Вот пример догмата. Бог есть Троица. Бог един в трех своих ипостасях. Одна ипостась Отец, вторая ипостась Сын, третья Святой Дух. Другими словами, догмат есть безусловная неоспоримая истина в христианстве. Давайте рассмотрим догмат, что Бог есть Творец. И мне вспоминается одна история из деяний Никейского Собора. Один философ долго спорил с отцами, пытаясь доказать, что Сын не может быть единосущным Отцу. Спор этот всех утомил, тогда в зал вошел простой старец-пастух и сказал, что может опровергнуть все доводы философа. Он строго посмотрел на философа и сказал ему, что есть один только Бог, Создатель неба и земли, сотворивший все силою Сына и содействием Святого Духа. И Сын Божий воплотился, жил среди людей, умер за нас и воскрес. И не надо отыскивать никаких доказательств того, что постигается только верой. После этого философ принял веру и ответил, что ничего не может противопоставить божественной силе старца-пастуха. Вот так вот гордыня человека спала с него.
После этих слов отца Димитрия у меня резко помутилось в глазах. В зале было так же очень душно и спертый воздух уже казался невыносимым, хотя я находился тут только несколько минут. Почти механически я быстро встал, у меня закружилась голова, так, что я чуть не потерял равновесие. Извиняясь, я осторожно вышел из зала.
Выйдя на улицу, я сделал глубокий вдох. Тут меня осенило, что плохое самочувствие в библиотеке было в меньшей степени связано с духотой в помещении. Дело касалось самого отца Димитрия. Там в библиотеке меня ввело в ступор то, каким я увидел его теперь, очень строгим и догматичным богословом, который явно не хочет принимать никаких иных взглядов, кроме того, что были у него самого. Я понял, что сама отсылка на историю о философе являлась неким намеком или предостережением, уроком для меня. Мне казалось, что отец Димитрий явно пытался указать, что у меня наличествует такая же гордыня, как у философа из той истории.
Я пришел к себе в комнату и рухнул на кровать. На деле оказывалось, что я далеко не такой, как обычный верующий человек здесь в монастыре, довольствующийся спокойно тем, что догмат веры оказывается безусловной неоспоримой истиной.
Я снова представил, как отец Димитрий говорит о создании неба и земли и критикует с неприятием философов. Это все сильнее и сильнее угнетало меня.
Всем своим существом я не мог уразуметь, как можно верить в сотворение Вселенной, этого природного мира, если Христос учил, что Бог есть Любовь.
Размышляя обо всем этом весь оставшийся день, у меня разболелась голова. Эти мысли неотступно навязывались мне до тех пор, пока я внезапно не заснул.
Глава пятая
Проспав весь вечер в своей комнате, я проснулся посреди ночи и больше не смог заснуть, как бы ни старался. Неправильный режим сна привел к тому, что теперь я ощущал себя раздавленным под тяжестью собственных негативных представлений.
Сидя в темноте на кровати и глядя в окно, во мне снова пробудилось непреодолимое чувство одиночества и все та же тягостная безысходность существования, тревожащие меня время от времени.
В течение часа эта тревога усилилась и переросла в какое-то слабовыраженное помутнение сознания. Я лежал в кровати и ворочался, пытаясь заснуть. Но мой разум настойчиво обволакивали причудливые пугающие грезы.
Сначала мне вспомнились события, которые произошли накануне. Запах ладана не давал мне никакого покоя, мое воображение с гротескной живостью стало подавать мне устрашающие картины. Вереница похоронных процессий, бесконечные ряды гробов, обложенные венками и черными лентами, снова и снова возникали в этих образах. Они появлялись попеременно с мельканием неизвестного мне монаха громадного роста, постриженного в мантию. Он ходил взад и вперед, и непрестанно усердно кадил, читая молитвы и отпевая усопших. Образ монаха был настолько устрашающим, что мне было нестерпимо смотреть на него без вздрагивания, так как клобук на его голове был больше обычного в два-три раза. Таким образом, мне казалось, что голова у него была, как у человека, страдающего гидроцефалией мозга. Апогеем этих причудливых видений стало то, что я неожиданно очутился на старом кладбище, погосте рядом с церковью, где я блуждал, словно призрак среди обветшалых покосившихся крестов и заброшенных могил с поблекшими и разрушенными от времени памятниками.
Наконец, силой воли я поборол в себе болезненную тягу к этим мрачным картинам моего воображения, которые ассоциировались со скорбью и смертью.
Когда я пришел в себя после этого полусна, то сел на кровати. Образ монаха с огромной головой впечатлил меня очень сильно и даже заставил вспотеть. Вероятно, все это было связано со страхом, который я испытал до этого при виде игумена, а видения только утрировали этот страх.
Вдруг я услышал непонятные шорохи под дверью моей комнаты. Я прислушался к этим продолжающимся звукам и настороженно встал с кровати. Я догадался, что кто-то стоял у дверей и подслушивал. На мгновение по моему телу пробежала дрожь, но я сразу же предположил, что это был кто-то из мирян с нездоровым любопытством.
Я решил открыть дверь, чтобы посмотреть, кто же там был. Пройдя по комнате и открыв скрипучую дверь, к моему удивлению, я никого не обнаружил. В коридоре в это время всегда было очень скверное освещение, от лампочки исходил только очень тусклый свет, что всегда меня слегка раздражало.
Боясь издать лишний шум и глядя внимательно под ноги, медленно я побрел по коридору в туалетную комнату.
К моей большой неожиданности я не смог открыть дверь в уборную, так как кто-то с обратной стороны крепко держал ее рукой. Понимая, в какой абсурдной ситуации оказался, я снова попытался силой открыть дверь, но рука, удерживающая дверь изнутри, снова захлопнула ее. Это привело меня в замешательство. Я совершенно не мог понять, кто там мог прятаться, не издавая ни звука. В негодовании я вскрикнул и спустя пару секунд услышал в ответ какую-то нелепую насмешку. Я не стал больше ничего говорить, а просто развернулся и спешно пошел к себе в комнату.
Укутавшись одеялом в своей постели, я начал прислушиваться к звукам вокруг. И, как не странно через минуту я вновь услышал шорохи за дверью. На этот раз я тихо встал и на цыпочках подошел к двери. Я быстро открыл дверь и увидел перед собой, прижавшегося к косяку неказистого мужчину небольшого роста. Это был один из трудников, которого я видел тут ранее. Мужчина стоял и виновато улыбался, открыв рот и показывая свои кривые потемневшие зубы. Вдруг он быстро прислонил ко рту палец, показывая тем самым, чтобы я не издавал шума.