Зов издалека
Шрифт:
— Можешь проверить прямо сейчас?
— Только сейчас и могу… если ты хочешь увидеть запись…
— Это как?
— А разве комиссар не знает состояния дел? Ребята в видеомашинах проверяют запись, сматывают на начало и передают сменщикам. Но если повезет… сменщики выезжают не сразу… Я же сказал, это всего лишь тест. Часть нашей неусып…
— Они стирают запись?
— Конечно. Здесь, в дорожной полиции, наши ресурсы настолько ограничены, что только неусыпная работа…
— Пожалуйста, не тяни. Свяжись с ними сразу.
— Я тебе перезвоню.
Эрик сунул телефон в нагрудный карман, вышел из машины и несколько раз отжался, используя капот в качестве опоры. Суставы похрустывали. Надо больше двигаться. «Если я хочу вечно оставаться самым молодым комиссаром в полиции, надо больше двигаться. Бергенхем приглашал поиграть в бенди в зале… Дурацкая мысль, а почему бы нет? Или бегать через день. До Лонгедрага и обратно. Хотя я и так все лето крутил педали…»
Он подошел к автобусной остановке и посмотрел расписание. Остановка называлась Хелендаль. Автобус 701, Бруплац — Фролунда Торг. Последний автобус 23.43. Надо проверить и подшить к делу. Следствие вообще похоже на большой пылесос — засасывает все, что угодно: протоколы допросов, технические улики, разумные мысли и бредовые идеи. Почти все это, как правило, ровно никакого отношения к делу не имеет. Но постепенно, шаг за шагом, начинают проявляться какие-то туманные связи. Тогда можно сформулировать версию.
На груди зазвонил телефон.
— Винтер.
— Это опять Вальтер. Мне нравится ход твоих мыслей. Они работали с камерой ночью и ранним утром. В восточных пригородах. Причем только эту неделю.
— А где они стояли? На буросском шоссе?
— Вот именно! На буросском шоссе. И две камеры пока никому не передавались, так что запись наверняка сохранилась.
— Было всего две камеры?
— Я тебя не понимаю.
— Ты сказал: две камеры. Были ли еще камеры в этом районе?
— Насколько я понял, нет.
— Мне надо посмотреть записи.
— Где?
— Можешь после ленча послать их мне в отдел?
— Конечно! У нас, как ты знаешь, для таких случаев есть специальные курьерские машины.
— Спасибо, — коротко засмеялся Винтер.
— Если раскроешь убийство, не забудь меня.
— Само собой.
— Что-нибудь вроде: гол был забит с подачи Вальтера Кронвалля из дорожной полиции, который своей неусыпной…
— Мы друзей не забываем, — заверил его Винтер, нажал кнопку отбоя и еще раз взглянул на расписание автобусов, уголком глаза заметив какое-то движение.
Олень с большими красивыми рогами. Самец. На этот раз он был ближе — неторопливо пересекал поле. Остановился посередине и посмотрел на Винтера. Эрик подивился, как непринужденно и согласованно работают мышцы под бурой летней шерстью. Вот кому никакой стретчинг не нужен.
Олень поглядел прямо на него. Винтер стоял словно парализованный, боясь пошевелиться. Олень его гипнотизировал. Винтер никогда не увлекался охотой. Вот так это, должно быть, и бывает: дичь и охотник, оружие, взгляд, который, кажется, длится вечно. Затишье перед смертью. Поднятое оружие. Выстрел.
Олень не двигался, точно выжидал чего-то. Винтер тоже. Он не охотник, ну и что? Наверное, на охоте все так же. То же расстояние между ловцом и дичью. Параллель напрашивалась сама собой. Расстояние… дистанция. Он охотник. Конечно же, охотник. Это его работа. А преступник — дичь. Добыча. Жертва. Нет… вряд ли можно убийцу назвать жертвой. В момент убийства он сам был охотником. Жертва — это тот, кого он убил. И, убив, превратился из ловца в дичь.
Он вспомнил женщину, брошенную здесь, как забитое животное. Жертва… а может быть, добыча. Он вспомнил ее полуоткрытый рот. Безмолвный крик. Зов издалека… из бесконечности.
Для оленя отсюда до того проклятого места — две-три минуты. Если он, конечно, решится пробежать через туннель.
Он вернулся в машину и завел мотор. Олень по-прежнему не двигался. Только когда Винтер развернулся, зверь тряхнул рогами и побежал к опушке.
Он оставил машину на парковке и пошел по тропинке через оцепленный участок. Трава там, где лежало тело, все еще примята. Он повернулся и смерил пройденное расстояние. Не так уж и близко, особенно если нести труп. Мертвое тело, хоть и не сопротивляется, почему-то тяжелее живого.
Впрочем, убийца не обязательно должен быть атлетом. Страх разоблачения придает силы. А может, он был не один?
Винтер представил себе несколько фигур в бледном свете занимающегося дня… Несколько человек, подгоняемых страхом, адреналином… безумием.
Конечно, ее могли нести по полю. В тумане. Почему нет?
Поиски должны быть ограничены каким-то определенным радиусом, но это всегда очень трудно. Нельзя топтаться наугад. А когда слишком много людей, всегда получается наугад.
Он вздрогнул — совсем близко грохнул выстрел. Потом еще один. Два выстрела в ленивом полдневном покое. Эхо в лесу, эхо на воде. Они снова начали пользоваться стрельбищем.
Две кассеты с видеозаписью лежали на его столе.
Он снял рубашку, начал ее выжимать, и как раз в этот момент вошел Рингмар.
— Солнце не остановишь, — сказал он.
— Я люблю солнце.
— Когда переоденешься… Джентльмены из прессы уже бьют копытом.
— Только джентльмены? А где же леди?