Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
На ее лице была написана горечь переживаний.
— Ты не совсем права. Не суди его строго. Может, ему кажется, что вместе с богатством он теряет и тебя. Такие ссоры возникают теперь не только в вашем доме. Бурное нынче время. Меняются основы жизни, расшатываются семейные устои. Но ведь ваш брак основан не на корысти. Когда революция достигнет главной цели, у вас все образуется. Не торопи время!
— Я много раз пыталась помириться с мужем. Устала. Надоело. Хочется покоя. Забыть бы этот кошмар. — Она опять заплакала.
Сирак не знал, как ее утешить, и молча
Себле вытерла слезы.
— Революция принесла всем нам много печального, но для будущих поколений она даст много благ, — продолжала она. — Не будет брака, основанного на имущественных и сословных предрассудках, а значит, не будет феодальной зависимости между супругами. Любовь и труд станут основой семейных отношений. Тебе так не кажется?
— Действительно, будущему поколению можно позавидовать, — согласился Сирак. Он опять увидел, как засверкали ее глаза. Они молча сидели друг против друга и думали каждый о своем.
ГЛАВА 6
Сирак не мог собраться с мыслями, которые разбегались, как необъезженные лошадки. Он не думал о пропавшей рукописи, о черновых набросках, которые у него остались, не думал о том, как будет восстанавливать текст. В голове его была пустота.
Перед ним все та же гора папок. Он их просматривает механически. Читает, но ничего не может понять. Перед глазами Себле. Он пытается заставить себя сосредоточиться на бумагах — тщетно. Он смотрит в одну точку невидящим взглядом. Сидит в оцепенении. В памяти всплывают обрывки разговора с Себле. С ней было легко. Но стоило вернуться к себе в контору, вновь одолевают тяжелые предчувствия.
Курьер положил к нему на стол кучу срочных бумаг. Ими нужно немедленно заняться. Бюрократическая машина в движении. Папки приносят и уносят. Скучные клерки лениво беседуют друг с другом. Просители, надоевшие им до ужаса, терпеливо ждут своей очереди.
Сирак не знал, что с ним происходит. Разве настоящий мужчина может каждые пять минут думать о женщине? Он засмеялся над самим собой. Засмеялся громко, не сдерживаясь, как человек, потерявший рассудок. Он хохотал, а в душе была печаль. Зачем он лгал Себле, будто судьба погибшей рукописи ему безразлична?
Сотрудники, услыхав смех, повернулись в его сторону. Просители, погруженные в свои заботы, даже не пошевелились. Один из клерков, лысоватый пожилой человек, сказал:
— Поделись с нами, что тебя так развеселило!
Сирак, перекладывая папки с места на место, со вздохом ответил:
— Над собой смеюсь.
Клерк, поглаживая лысину, ехидно заметил:
— То-то и видно, — только что пальцем не покрутил у виска, мол, ненормальный.
Сирак не желал продолжать разговор. Ему хотелось побыть одному, горько посмеяться и сладко поплакать над собой. К черту посторонних. Он жаждал одиночества. Но лысый не унимался.
— Нам теперь, брат, не до подобных шуток. Борьба за лучшее будущее продолжается, — и он подмигнул сидящим за соседними столами сослуживцам.
— А может, ты видишь, какое счастье ожидает человека за горизонтом, в будущем? — насмешливо сказал Сирак.
— О, так вот ты куда? Не с той ноги, видно, встал.
— Да с той, с той ноги я встал, — сердито буркнул Сирак и поморщился, как от зубной боли.
Сосед, насупившись, порылся в своих бумагах, потом вскочил из-за стола, грузно надвинулся на Сирака, погрозил пальцем:
— Слушай, терпеть не могу зазнаек, которые дуются без всяких причин.
— Разве я не имею права быть не в настроении?
— Имеешь. Да только если с тобой разговаривают в дружеском тоне, неприлично так вести себя. И как только живут с тобой твои домашние? Конечно, ты имеешь полное право быть не в духе, но лично я люблю людей жизнерадостных. С такими общаться приятно. А когда маячит перед глазами этакий бирюк…
— Неужто я произвожу впечатление мизантропа?
— Да ты, как пеликан, ходишь голову в плечи втянув. Лицо мрачное. На тебя смотреть тяжело. Хотя в душе ты, видать, добрый человек. Неужто у тебя друзей нет, только книги? — Он с наслаждением почесал лысину.
— Хорошая книга дороже иного друга.
— Не спорю. Твоя последняя, во всяком случае, мне понравилась. Не такая тоскливая, как твое лицо. Любопытно было прочитать. А то сидишь рядом с человеком, а что он из себя представляет, не знаешь. Так что давай, пиши дальше!
— Я еще за ту книгу с типографией не рассчитался, — с досадой сказал Сирак.
— Разве тираж не раскупили?
— Раскупили. Но доходы прикарманили торговцы, а мне ничего не досталось. Весь в долгах.
— Зато имя!
— Имя с пустыми карманами! Что за прибыль?
— Для человека главное имя. Что еще остается на его могиле?
— Не будем об этом говорить. Человеческая память коротка. Что думать о могиле? Мне бы сейчас расплатиться с долгами, а имя — пусть бы его и не вспоминали.
— А я-то думал, что вы, писатели, деньгу лопатой гребете.
Сирак рассмеялся.
— Какое там лопатой! Издать книгу очень дорого. А читатель покупает только недорогие книги, если он вообще их покупает. У нас в стране мало у кого есть привычка к чтению. Издателям наплевать на авторов, которые приносят им свои произведения. Это те же торговцы, их интересует только прибыль. И платят они автору лишь десять процентов от нее. Так что с одного бырра писатель получает всего десять сантимов, а из этих десяти сантимов сорок процентов платит налог государству. Вот и считай, сколько в конце концов получает автор? От того, что заботы о судьбе писателей нет, страдает отечественная литература.
— Ну и ну! Сплошная обдираловка, — посочувствовал лысый и вернулся к своему столу. Сирак с облегчением вздохнул. Ему до смерти надоел этот жизнерадостный чудак.
Он снова подумал о Себле. Они познакомились два года назад. Помнится, он пришел к директору по какому-то делу. В приемной сидели несколько человек, дожидаясь своей очереди. Себле читала на своем рабочем месте. Увидев Сирака, она улыбнулась ему, как давнему знакомому. На лоб спадали пряди чуть подкрашенных волос, кофейного цвета. Она показалась ему похожей на куклу. Розы, стоявшие на столе, были такие же алые, как ее губы.