Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
— Я не могу подыскать квартиру. Сейчас это довольно сложно, — ответил он.
Хаджи заморгал своими маленькими глазками, словно вот-вот расплачется.
— Вы получаете государственное жалованье семьсот бырров. Неужели не можете найти дом получше? Вам здесь не место. Разве вам приятно видеть меня, старого бедного человека, который стоит на краю могилы и терпит такую нужду? Ради аллаха, освободите мой дом.
— Хаджи, вы знаете о том, где я работаю, какую получаю зарплату, но и мне кое-что известно о вас. Не такой уж вы бедняк. У вас до сих пор остались три лавки. Когда был объявлен декрет о конфискации доходных
— О чем вы говорите, Сирак?! Пусть аллах поможет вам!
— Так что же мне делать, Хаджи?
— Ради аллаха, оставьте мой дом.
— Но ведь закон не на вашей стороне.
— Это уж другое дело. Пусть закон вас не волнует.
— Если мы освободим ваш дом, вы все равно не сможете ни сдать его в аренду, ни сами поселиться в нем.
Хаджи беспрестанно моргал. Большие уши его, кажется, стали еще больше. Он на минуту задумался.
— Я решил жениться, — вдруг сказал он.
— Так ведь у вас есть две жены, — удивился Сирак.
— Они уже не могут иметь детей. Этот дом я хочу подарить моей новой жене. Он будет записан на ее имя. Из-за вас я до сих пор этого не сделал. Вы не только мне мешаете, но гневите самого аллаха.
— Каким же это образом?
— Если вы покинете мой дом, я сразу же женюсь и подарю аллаху мое потомство.
— Вы, мусульмане, странный народ. Я не могу прокормить и одну жену. А вы на старости лет готовы взять себе третью.
— У нас все открыто, — улыбнулся Хаджи, обнажив желтые зубы. — А вот ваши дела становятся известны лишь после вашей смерти.
— Какие дела?
— Стоит умереть богатому человеку, сразу выискиваются женщины, претендующие на его наследство. И каждая утверждает, что была супругой покойного. Если бы вы делали все, как мы, по закону, то аллах был бы доволен. Прошу вас, освободите мой дом ради аллаха.
— Уж лучше вы ради аллаха потерпите немного.
— Сколько еще мне терпеть?
— Я начал писать книгу. Подождите, пока я ее закончу.
— Какую еще книгу?
— Я пишу повесть.
— Шутите вы, что ли?
— Да нет же.
Хаджи не мог понять, здоров Сирак или сошел с ума. Он всматривался в него своими маленькими глазками.
— И сколько же времени вы думаете ее писать?
— Может, год, может, два… Не знаю. Как получится, — спокойно ответил Сирак.
— А почему бы вам не писать ее где-то в другом месте?
— Я боюсь, что это отрицательно повлияет на меня. Здесь я начал свою работу, здесь и закончу ее. Потерпите, Хаджи, аллах учит верующих терпению.
Хаджи не мог поверить своим огромным ушам. То ли этот Сирак насмехается над ним, то ли он с ума спятил. Поди разбери, что у этих умников в голове.
Сирак отошел от него на несколько шагов и услышал, как завыла соседская собака. Остановился, размышляя, не зайти ли к соседям прежде, чем идти домой.
Возле самого дома на задних лапах сидела громадная черная собака с умными глазами. Задрав голову, она безудержно выла. На ушах и груди у нее виднелись белые пятнышки. Сирак остановился. Не укусит? Вдруг собака перестала выть и легла перед ним, добродушно завиляв хвостом.
Сирак позвал хозяев. Вышла небольшого роста темнокожая женщина. На ней была ярко-красная косынка. Женщина спросила, что ему надо. Ее пронзительный голос резал ухо так же, как косынка — глаза. Сирак не мог объяснить причину своего прихода, но и уйти так сразу было неловко. Соседка спросила:
— Здорова ли госпожа Цегие?
— Да, здорова.
— Я слышала, что она больна. Заходите в дом, что же вы стоите на солнце?
— Спасибо. Я тороплюсь.
— На таком палящем солнце находиться опасно, — сказала женщина.
— Не беспокойтесь, прошу вас.
— Заходите, пожалуйста. Что привело вас к нам? Может, случилось что?
— Ничего особенного. Я пришел… меня тревожит ваша собака. Почему она всегда воет?
«Жаловаться на собаку? Как глупо. Зачем я говорю все это? Наверняка она сочтет меня сумасшедшим или дураком!» — подумал Сирак и смутился.
Но женщина была смущена больше его.
— Я сама все время переживаю. Собака начинает выть, а я слезы сдержать не могу. Мы так устали от ее воя, что дважды хотели сдать на живодерню. Мы даже бросали ее неподалеку от бойни, а когда возвращались домой автобусом, она уже ждала нас во дворе, сидела и по-прежнему выла. Не знаем, что и делать.
— Я думал, она от голода воет, но вижу, собака сытая и здоровая, — сказал Сирак.
— Не голодна она. Она воет с тех пор, как муж ушел на фронт. Раньше она всегда ждала его с работы и принимала еду только из его рук.
На глазах женщины блеснули слезы. Сираку стало ее жалко. Собака тихо лежала, высунув алый язык. Ее как будто этот разговор не касался. Невыносимо палило солнце, но Сирак не чувствовал жары. Из дома неверными шагами вышел маленький мальчик. Малыш, видно, только-только научился ходить. Он схватил мать за подол и внимательно посмотрел на Сирака.
— Это ваш сын?
— Да. Ему было три месяца, когда его отца забрали в армию, — сказала она, гладя сынишку по голове.
Сирак подхватил малыша на руки и поцеловал. Тот не испугался, прижался к его груди.
— На каком фронте воюет ваш муж? — спросил Сирак.
— Вначале он был на восточном. С боями прошел от Федиса до Джиджиги.
Сирак мысленно увидел гору Кара Мара и ущелье Мардан, где герой защищал свою родину от сомалийских агрессоров.
— Сейчас он на северном фронте, в районе Массауа. Воюет с эритрейскими сепаратистами.
Писатель представил, как Красное море еще больше окрасило свои воды кровью защитников Эфиопии. Трудный путь прошли герои. Он проникся гордостью за них и одновременно почувствовал угрызения совести. Защитники родины каждую минуту рискуют жизнью, а он, никому не нужный писатель, тратит время на пустяки, бездельничает. Ему захотелось встать в их ряды. Он представил, как идет на штурм вражеского укрепления, слышит призыв «Революционная родина или смерть!». В решительную минуту боя судьба сама распорядится, жить ему или умереть.