Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
Сирак почувствовал запах пороха. Услышал пушечные выстрелы и пулеметные очереди. Самолеты на бреющем полете атакуют противника. Ползут танки. Бой в разгаре. Вот упал тяжело раненный солдат. Он просит глоток воды и умоляет товарища положить конец его страданиям. Сирак увидел жестокую правду, судьбу истинных мужчин. «Если бы я мог отобразить эту жизнь!» — подумал он.
— Муж пишет вам?
Женщина ответила не сразу.
— Он прислал только одно письмо через типографию, где раньше работал.
— Жена героя не должна плакать, — сказал Сирак.
Он представил, как обрадуется соседка возвращению мужа-героя, как все придут поздравить его. Сирак отчетливо услышал возгласы ликования, увидел торжествующего победителя.
Он прижал к себе малыша, расцеловал его и положил ему в кармашек пять бырров.
Матери это не понравилось. Она выхватила бумажку и попыталась вернуть Сираку, но он уговорил ее взять эти деньги мальчику на конфеты.
— Мы не нуждаемся ни в чем, спасибо жителям нашего района. Нам помогают. Только бы скорее вернулся отец, а больше ему ничего не нужно.
— Прошу вас, возьмите, пожалуйста.
Сирак положил деньги обратно в кармашек малыша и заторопился к выходу. Пес пропустил его спокойно и молча. Женщина благодарила Сирака, желала здоровья его сыну. Надо было бы, конечно, оставить им больше денег, да он и так отдал все, которые у него были с собой.
Придя домой, он не успел даже поцеловать Иоханнеса, как Цегие тут же начала свои расспросы:
— Где это ты пропадал? Ты, наверное, не подумал о том, что мы голодные и ждем тебя к обеду.
Цегие никогда не обедала без мужа. Она говорила, что не может без него сделать и глотка, и не любила, когда женщины едят на кухне, готовя еду, а в присутствии мужа не притрагиваются к обеду.
Сирак увидел на столе острый нож. К ножке кровати привязана черная курица. На полу постелена свежая зеленая трава. Вубанчи подбирала крошки инджера и, охая, что-то приговаривала. Затем она принесла жаровню и поставила около стола.
— Надеюсь, курицу я должен зарезать не к обеду? — спросил Сирак.
— Это к вечеру.
— Курица к вечеру, а сейчас чечевичная похлебка?
— Хватит шуток. Лучше зарежь ее, — сказала Цегие и насыпала ладан в курильницу для благовоний.
Вубанчи отвязала курицу и протянула Сираку нож. Она хотела взять у него Иоханнеса, но мальчик закапризничал, не желая расставаться с отцом. Цегие прикрикнула на сына.
— Могли бы и без меня управиться, — буркнул Сирак.
— О, милостивый господь! — перекрестилась Цегие.
— А что такого? Разве женщина не может зарубить курицу? Грешно не то, что попадает в рот, а то, что выходит из него.
Цегие была явно не согласна с мужем. Ей даже говорить об этом было неприятно.
— Ты сама можешь справиться с курицей. Это предрассудки, что женщина не может загубить душу курицы, а с предрассудками надо бороться, — настаивал Сирак.
— Мужчины могут убить не только курицу! Что ты дрожишь?
— Разве ты сомневаешься в том, что я мужчина?
— Видели мы мужчин, которые наповал сражали врага, — сказала Цегие, успокаивая сына.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что о вас говорить!
— О ком это о вас?
— Об ученых мужах, о грамотеях. Не мужчина и не женщина, не священник, не дебтера — вот какие вы нынче!
— А тебе подавай героев, которые пиф-паф — и со всеми разделались. Только таких ты считаешь настоящими мужчинами. — Сирак расправился с курицей, бросил нож и пошел мыть руки.
— Нет, в мужчине главное — ум, — услышал он в ответ. Сирак не мог понять, какому бесу решила жена принести жертву в такой знойный день.
Цегие собрала кровь в глубокую тарелку, наклонилась над тазом, где лежала курица, постояла на одной ноге и вышла.
Вубанчи унесла курицу. В комнате было прохладно, ее наполнял приятный аромат ладана, сизый дымок клубился над курильницей. Сирак взял Иоханнеса на руки. Непоседливый ребенок извивался как уж. Отец отпустил его, и тот стал бегать по комнате, наклонился над раскаленной курильницей. Вошедшая в этот момент Цегие схватила его, испугавшись, что он может обжечься.
— Оберегаешь своего сына! Много жертв принесла ради него, — сказал Сирак.
— Да ведь он не сидит на месте. Не ребенок, а чертенок! — вспылила мать.
То, что сын склонился над курильницей, показалось ей плохой приметой.
— Ну что ж, он такой, каким ты желала его видеть…
— Как это?
— Ты ведь хотела, чтобы сын твой был шустрым. Слышала сказку: корова родила огонь и не могла облизать его языком, потому что боялась обжечься, но не могла и не облизать — все-таки родной. Так и у тебя.
— Ты только на словах отец. Поругал бы его хоть иногда: балуется и балуется.
— Оставь его в покое. Мальчишке и не порезвиться?
— Что только ты говоришь? Подумай! Разве это воспитание, если ребенку не дерут уши? Зачем тогда отец?
— Пусть растет, каким хочет. Наше дело о нем заботиться, а не притеснять: туда не ходи, этого не делай, не суй пальчик — обожжешься. Маменькиного сыночка нам не нужно.
— Ну тебя! — бросила Цегие и, взяв сына, вышла из комнаты.
Сирак почувствовал усталость. Тело его ослабело. Хотелось отдохнуть, но мысли не давали покоя. Голод прошел. Есть не хотелось. Он прикрыл глаза, и опять появилась Себле, но, как всегда, сразу исчезла.