Зов Ктулху
Шрифт:
С точки зрения мистера Чанека, беспокойно ерзавшего на сиденье автомобиля у задней калитки дома Страшного старика по Корабельной улице, ожидание что-то уж слишком затянулось. Обладая необыкновенно чувствительным сердцем, он не мог спокойно выносить душераздирающие крики, доносившиеся из старого дома с того самого момента, как пробил час начала операции. Разве он не просил своих коллег вести себя как можно вежливее с несчастным старым капитаном? Нервничая, он неотрывно следил за узенькой дубовой калиткой в увитой плющом каменной стене, часто поглядывал на часы и не переставая дивился, чем могла быть вызвана такая задержка. Может быть, старик умер, так и не успев назвать место, где спрятаны монеты, в результате чего возникла необходимость в тщательном обыске? Мистеру Чанеку очень не нравилось это ожидание в кромешной тьме, да еще и в таком месте. Наконец он уловил чьи-то мягкие, приглушенные шаги на дорожке за стеной, услышал скрип ржавой щеколды и увидел, как отворилась узкая тяжелая калитка. Свет единственного уличного фонаря был неверен и тускл, и ему пришлось напрячь зрение, чтобы рассмотреть, что же вынесли его друзья из зловещего дома, чьи очертания смутно маячили неподалеку.
В маленьком городишке любое, даже пустяковое событие может наделать много шуму, потому стоит ли удивляться, что жители Кингспорта всю весну и все лето только и говорили, что о трех неопознанных трупах, вынесенных на берег приливом. Тела были так ужасно искромсаны, словно их рубил саблями целый эскадрон, и так ужасно истоптаны, как будто по ним прошелся батальон солдат в тяжелых ботинках. Кое-кто даже пытался увязать эти события с такими, на первый взгляд, банальными вещами, как пустой автомобиль, обнаруженный на Корабельной улице, или совершенно нечеловеческие крики, слышанные в ночи бдительными горожанами и издававшиеся, скорее всего, каким-нибудь бездомным животным или перелетной птицей. Но все эти досужие деревенские домыслы нисколько не интересовали Страшного старика. Он был от природы нелюдим, а для старого беззащитного человека это является лучшей гарантией спокойного существования. К тому же сей старый морской волк во времена своей далекой и уже позабытой молодости наверняка бывал свидетелем и куда более драматических событий.
Загадочный дом на туманном утесе [79]
(перевод В. Останина)
По утрам у скал за Кингспортом с моря поднимается туман. Белый и слоистый, он поднимается из морских глубин к своим собратьям-облакам, принося им видения подводных пастбищ и таинственных пещер Левиафана. [80] Позднее частички этих видений возвращаются на землю вместе с тихими летними дождями, которые, падая на островерхие крыши, вдохновляют живущих под ними поэтов. Человеку в этой жизни трудно обойтись без тайн и старинных легенд, без тех сказочных историй, что по ночам нашептывают друг другу далекие планеты. Когда в подводных гротах тритонов [81] и в древних затонувших городах звучат первобытные мелодии Властителей Древности, великие туманы поднимаются к небесам, неся с собой тайное знание, недоступное человеку. В такие минуты глаза, устремленные в сторону моря, видят одну лишь белесую пустоту, как если бы край утеса был краем вселенной, а колокола на невидимых бакенах звонят торжественно и протяжно, словно паря в волшебном океане эфира.
79
Рассказ написан 9 ноября 1926 г. и опубликован в журнале «Weird Tales» в октябре 1931 г. Это третий и последний из «кингспортских» рассказов Лавкрафта, при том что Кингспорт мельком упоминается еще в нескольких его произведениях. Прообразом туманного утеса послужила скала под названием Матушка Энн (Mother Ann) на океанском побережье к северо-востоку от Бостона.
80
Левиафан— в библейских сказаниях огромное морское чудовище, которое может отождествляться с крокодилом, китом или гигантским змеем.
81
Тритоны— здесь идет речь об античных морских божествах, изображаемых обычно в виде старцев или юношей с рыбьим хвостом вместо ног.
К северу от Кингспорта скалы образуют террасы, нагроможденные одна на другую и достигающие огромной высоты. Последняя из них висит подобно застывшему серому облаку, принесенному бризом. Открытая всем ветрам, она одиноко парит в безграничном просторе, поскольку берег здесь круто поворачивает — как раз в этом месте впадает в море полноводный Мискатоник, который течет по равнине мимо Аркхема, неся с собой легенды далекого лесного края и мимолетные воспоминания о холмах Новой Англии. Для жителей Кингспорта этот утес имеет такое же значение, как для какого-нибудь морского народа Полярная звезда, Большая Медведица, Кассиопея или Дракон. В их представлении этот утес являет собой одно целое с небесной твердью. Туман закрывает его точно так же, как скрывает он солнце и звезды. К некоторым из утесов местные жители относятся с любовью. Одному из них они дали имя Отец Нептун за его фантастический профиль, ступенчатые уступы другого нарекли Большой Дамбой. Но этой скалы люди явно страшатся — уж очень она высока и неприступна. Впервые увидев ее, португальские моряки суеверно перекрестились, а местные старожилы-янки до сих пор уверены, что, если бы кто и смог взобраться на этакую высоту, последствия для него были бы ужаснее смерти. Тем не менее на этом утесе стоит древний дом, и по вечерам люди видят свет в его небольших квадратных окошках.
Этот дом всегда стоял там — ходят слухи, что в нем живет Некто, говорящий с утренними туманами, которые поднимаются из глубин. Он якобы наблюдает чудеса, открывающиеся в океанской дали в те часы, когда кромка утеса становится краем вселенной и колокола на бакенах торжественно звенят, свободно паря в туманном эфире. Но все это только домыслы. На грозном утесе никто никогда не бывал. Даже просто взглянуть на него в подзорную трубу решались немногие. Правда, люди, приезжающие сюда летом на отдых, не раз направляли в ту сторону свои щегольские бинокли, но видели только серую остроконечную крышу, поднимающуюся чуть ли не от самого фундамента, да еще тусклый свет маленьких окон в сумерках. Приезжие не верят, что пресловутый Некто живет в этом доме на протяжении сотен лет, но не могут доказать свою правоту коренным кингспортцам. Даже Страшный старик, который беседует со свинцовыми маятниками, подвешенными в бутылках, расплачивается с бакалейщиком старинными испанскими дублонами и держит каменных идолов во дворе своего дома на Водяной улице, может сказать лишь то, что дела с домом обстояли точно так же еще в те времена, когда его дед был мальчишкой, и даже много раньше, когда Белчер или Ширли — не говоря уж про Паунела или Бернарда [82] — были губернаторами его королевского величества колонии Массачусетс.
82
Белчер, Ширли, Паунел, Бернард— Джонатан Белчер (1682–1757), Уильям Ширли (1694–1771), Томас Паунел(1722–1805) и Френсис Бернард (1712–1779) были губернаторами Колонии Массачусетского Залива соответственно в 1730–1741,1741-1756 (с перерывом), 1757–1760 и 1760–1769 гг.
Однажды летом в Кингспорт приехал некий философ. Звали его Томас Олни; он преподавал какие-то скучные предметы в колледже, что расположен неподалеку от Наррагансетского залива. Философ приехал на отдых вместе с дородной женой и шумливыми детьми. Глаза его устали видеть одно и то же в течение многих лет, а ум утомился от однообразных, ставших уже шаблонными мыслей. Олни наблюдал туманы с вершины Отца Нептуна и пытался проникнуть в их таинственный мир, взбираясь по крутым ступеням Большой Дамбы. Каждое утро он подолгу лежал на утесах и, вглядываясь в загадочную пелену за краем земли, прислушивался к призрачному звону колоколов и далеким пронзительным крикам, которые вполне могли быть криками обыкновенных чаек. А после того как туман рассеивался и море принимало свой будничный вид, он со вздохом спускался в город, где любил бродить по узким древним улочкам, петляющим на склонах холма, и изучать потрескавшиеся, полуразрушенные фасады и двери с фантастическими резными украшениями в домах, где обитали многие поколения рыбаков и мореходов. Он даже как-то раз потолковал со Страшным стариком, который, хотя и не особенно жаловал посторонних, пригласил-таки его в свое мрачное жилище, где низкие потолки и изъеденные жучком панели не раз отражали эхо весьма странных ночных монологов.
Само собой разумеется, Олни обратил внимание на серый, никем не посещаемый дом на зловещем северном утесе, который, по слухам, был посвящен в тайны морских туманов и представлял собой одно целое с небесной твердью. Он висел над Кингспортом всегда и во все времена был загадкой для его обитателей. Страшный старик сиплым голосом рассказал Олни слышанную от отца историю о том, как однажды из островерхого дома к облакам поднялся ослепительный столб огня; а бабушка Орн, обитавшая в крохотном домике на Корабельной улице, поведала, что ее бабка в свое время знавала людей, своими глазами видевших, как какие-то призраки входили в единственную узкую дверь этого неприступного жилья прямо из глубины тумана. А дверь эта, надо заметить, расположена всего в нескольких дюймах от края скалы и может быть видна только с борта корабля.
В конце концов, изголодавшись по новым впечатлениям и презрев всеобщий кингспортский страх и обычную лень сезонного дачника, Олни принял роковое решение. Вопреки консервативному воспитанию — а возможно, как раз благодаря ему, ибо однообразная жизнь пробуждает томительную жажду неизведанного, — он вознамерился забраться на таинственный утес и войти в древний заоблачный дом. Здравый смысл подсказывал ему, что обитатели дома могут добраться до него более легкой дорогой со стороны устья Мискатоника. Может быть, зная неприязнь к ним кингспортцев или будучи не в состоянии спуститься в город по отвесному южному склону, они делали необходимые закупки в Аркхеме. Тщательно осмотрев это место, Олни еще раз убедился в его неприступности. С востока и севера вертикальные стены поднимались от самой воды. Оставался необследованным лишь западный гребень скалы, направленный в сторону Аркхема.
И вот однажды, ранним августовским утром, Олни выступил в поход. Он двигался на север по живописным проселочным дорогам, мимо пруда Хупера и старой кирпичной мельницы. Луговой склон плавно поднимался к горному кряжу над Мискатоником. Отсюда открывался дивный вид на белые георгианские шпили Аркхема и на широкие поля за ними по ту сторону реки. Олни обнаружил узкую тенистую тропинку, ведущую к Аркхему. Того, что он искал, — дороги в сторону океана — не было и в помине. Устье реки было окружено сплошными лесами, и ничто здесь не говорило о присутствии человека — он не приметил ни остатков каменной ограды, ни отбившейся от стада коровы. Кругом росли только подпиравшие небо деревья, высокая трава да жесткие колючие кусты — пейзаж, должно быть, мало изменился с тех пор, когда тут бродили индейцы. С трудом продираясь сквозь эти заросли, Олни задавался вопросом, как обитателям дома удается выбираться в большой мир и часто ли они бывают на рынке в Аркхеме.
Вскоре лес поредел, и далеко внизу он увидел холмы, шпили и черепичные крыши Кингспорта. Даже центральный городской холм казался карликом с этой высоты. Олни еле различил старое кладбище рядом с больницей Конгрегации, под которой, согласно местным легендам, находились какие-то потайные пещеры или подземные ходы. Вверх по склону росла невзрачная травка да чахлые побеги черники, а за ними виднелась лишь голая скала да серый дом, застывший на ее вершине. Гребень скалы становился все уже, и у Олни начала кружиться голова. Он вдруг остро ощутил свое одиночество и беспомощность: к югу от него была наводящая ужас пропасть над Кингспортом, к северу — отвесная стена высотой не менее мили и устье реки где-то далеко внизу. Внезапно перед ним открылась расселина футов в десять глубиной. Он повис на руках и спрыгнул на покатое дно, а затем с риском для жизни полез вверх по трещине в противоположной стене. Ему пришло в голову, что обитателям этого жутковатого дома приходится несладко во время путешествий между небом и землей.