Зов Предков
Шрифт:
– Этот случай действительно был засекречен. Гриф пока ещё не сняли, хотя есть люди, которые этого добиваются. Я знаю об нем только потому, что тот самый «Толик», точнее, Анатолий Иванович Смирнов, - был мой родной отец!
Тут уж мне пришла пора удивляться, и я тоже поперхнулся пивом. Совпадение – нарочно не придумаешь! Чтобы закрепить свой успех и узнать больше, я приоткрыл и свои карты – ровно настолько, насколько мне было нужно.
Я сказал, что я – сын того самого Андрея Шадрина, коллеги «Толика и ребят», что мой отец был в Таежном в июне-июле 1979 года, что он рассказывал мне, как «Толик и его ребята» ушли на «Монолиты», там пропали, что их искали с вертолетами и собаками и поэтому задержалась отправка всей геологической экспедиции, т.к. «Толик» был ведущим специалистом в группе по сейсмике.
Глаза Егора заметно потеплели
– Что ж ты мне сразу не сказал, дружище?! – в его глазах заблестела влага. – Ну, конечно, такое мог знать только сын кого-то из участников экспедиции! Да, мой отец действительно был специалистом по сейсмике, однокурсником твоего отца. Я не ношу его фамилию, потому что родился вне брака. У моего отца в Энске жила девушка… - Пауза. – Он не успел на ней жениться. Поэтому я и ношу фамилию моей матери.
Немного помолчали. Потом я предложил выпить за упокой души. Мы чокнулись, выпили. Я закурил.
– А почему это дело засекречено? Я первый раз слышу об этом. Отец мне особо подробно об этом не говорил…
– Сам не знаю. Во-первых, в те времена почти все засекречивали, а рассекретить вновь – это большая юридическая загвоздка, особенно при нашей-то бюрократической волоките. А, во-вторых, говорят, что умерли они действительно странно. Во всяком случае, хоронили их всех в закрытых гробах. Матери не дали взглянуть на отца – она ведь юридически никак к нему не относится. А вот бабушка моя, мать отца, взглянула… Она никогда мне так и не рассказала, до самой смерти, что она там увидела. Во всяком случае, на похоронах её не было и состояла она после этого на учете в психиатрической клинике до конца своих дней... Кроме того, в КГБ с неё взяли подписку о неразглашении. Поэтому открыть эту тайну за семью печатями для тебя я при всем желании не могу. Впрочем, это и есть главная причина, которая вынудила меня посвятить всю свою жизнь открытию тайны «Монолитов» и в частности – отправиться в этот поход. Всю свою жизнь я готовил себя к нему – и служба в армии, и туризм, и спорт, и наука – все это были лишь ступеньки зиккурата, для вхождения по ним во святая святых – за Дальний Круг и на вершину Лысой Горы!
Я понимающе кивнул, но промолчал, про себя подумав, что Егор, сам того не подозревая, сказал мне намного больше, чем я мог рассчитывать. Фактически, его слова означали, что сон, который мне приснился, был вещим, что если информация с Толиком, которую я никак и ни при каких обстоятельствах не мог знать до этого, подтвердилась, то и все остальное, каким бы фантастическим оно не оказалось, также могло быть правдой.
Но эта же мысль заставила меня не на шутку встревожиться.
– Ты уверен, что хочешь пойти по стопам своего отца? Ведь ты даже не знаешь, отчего он и его друзья погибли!
– У меня нет другого способа узнать это, кроме того, как отправиться туда самому. У меня нет выбора…
Возвращаясь обратно к столику после туалетной комнаты, я обратил внимание, что в ресторане заиграла мягкая и мелодичная музыка. Две пары уже танцевали. Я невольно залюбовался красотой этого бессловесного языка любви. Вдруг боковым зрением я заметил, что в противоположном шумной компании углу ресторана сидит одинокая девушка. Столик её располагался в самом углу, тень падала на её лицо, скрывая его от моих глаз. Она была одета в роскошное белое вечернее платье, приталенное, с открытыми плечами и сильным вырезом на груди. Волосы у неё были длинны и распущенны, но тень мне мешала увидеть, какого они цвета. Я заметил лишь, что они были темны как сама ночь. На скатерти столика ничего не было, кроме бокала белого вина. Там же стояла ваза с каким-то цветами. Девушка не обращала никакого внимания на происходящее и, казалось, совершенно не скучала одна, лишь изредка потягивая вино.
Пиво сильно ударило мне в голову, выпил я его немало, но даже будучи не вполне трезв, я не мог не обратить внимания, что незнакомка кого-то сильно мне напоминает…
Совершенно позабыв о Егоре, я решительно направился к ней. Кажется, я пригласил её на танец. И она тут же, как-то отрешенно и совершенно безвольно, приняла мое приглашение.
Руки её были холодны, как шампанское со льдом, платье нежное, как шелк, волосы и кожа ароматны и свежи, как горный воздух. Танцевала она изящно и грациозно, но как-то отстраненно, как будто во сне. У меня почему-то возник образ «летучего голландца», медленно, не торопясь, парящего над волнами забытого океана сквозь мглу веков. Я сказал
Меня охватило страстное желание увидеть её лицо, т.к. во время танца я все время смотрел за её плечо и видел лишь мочку уха, на котором красовалась серебряная сережка с молочно-белым камнем, и прядь её черных как вороново крыло вьющихся волос. Я подался назад, но в этот момент она обвила мою шею своими ледяными руками и поцеловала меня в губы.
Этот поцелуй, похоже, я не забуду никогда!
Представьте себе, что к вашим губам прикоснулись кусочком колотого льда, только что вынутого из холодильника! Но даже этот образ не может отразить ту гамму ощущений, которую я испытал. Её губы были мягкими и нежными, но в них было и нечто жесткое, агрессивное. Они буквально вцепились в мои и я почувствовал, что их леденящий холод, с одной стороны, а, с другой стороны, острые зубки девушки, схватили меня мертвой хваткой. Я не смог бы от них оторваться, даже если бы и захотел – примерно также, как если языком или губами в морозную погоду прислониться к железной палке -, тем более, что мне и не хотелось этого делать. Через её рот, мой рот, а потом и горло и легкие, наполнились таким свежим морозным ароматом, моя голова так сладостно закружилась, что я не мог больше думать ни о чем, как о продлении поцелуя – настолько, насколько это вообще может быть возможным. Не знаю почему, но в моем мозгу сразу же возникла ассоциация с Каем, который прицепился к роскошным саням Снежной Королевы и несется с ней в чужедальние края, не в силах, да и не имея такого желания, освободиться от её сладостных ледяных оков.
А я и в самом деле, куда-то несся…
Я не чувствовал своего тела, хотя где-то на самом краю своего сознания понимал, что оно по-прежнему там, на танцевальной площадке ресторана, с таинственной незнакомкой. Но на самом деле я, словно подхваченный снежной бурей сухой листок, лечу, лечу, куда-то далеко-далеко, сквозь пространство и время, сквозь тысячи километров и целые столетия… Туда, откуда простому смертному нет возврата…
Я снова увидел кладбище. Но не то, на котором я был сегодня. На нем не было крестов, красных звезд, фотографических портретов. Собственно, то, что это – кладбище, я понял лишь по вертикально стоящим, грубо обтесанным каменным глыбам, стоящим на небольших холмиках. Глыбы были без надписей. Небольшие стоячие камни образовывали несколько сплошных кругов, в центре которых стоял самый настоящий склеп – высокая пирамида со шпилем, как наконечник копья нацеленный в небеса. Белоснежные камни её источали какой-то мертвенно-бледный, холодный свет. Возможно, они были покрыты краской, содержащей фосфор, не знаю. Во всяком случае, они светились. Вокруг дальнего круга камней стоял черный стеной густой лес, без какого-либо намека на дорогу или тропинку, ведущую сквозь него. Глядя на лес, создавалось впечатление, которое испытываешь когда играешь в компьютерную RPG, что за окружающим тебя пейзажем ничего нет. Что это – всего лишь декорация, скрывающая узкие границы игрового пространства.
Я посмотрел наверх и увидел, что небо безлунно, беззвездно, безоблачно. Такую ночь я не видел ещё никогда в жизни! Из портала склепа дул пронизывающий до костей холодный ветер. Я знал, что оттуда КТО-ТО пристально наблюдает за мной – чьи-то никогда не дремлющие, никогда не мигающие, вечные, как сама первобытная тьма, глаза.
Поддавшись безотчетному порыву, я сделал несколько шагов к склепу и подошел к самой лестнице. С удивлением я отметил, что даже с близкого расстояния рассмотреть чрево склепа было невозможно – его покрывала какая-то непроглядная, колышущаяся, живая тьма.
Внезапно, я услышал какие-то звуки. Где-то сзади раздалось какое-то заунывное пение под аккомпанемент флейт и постукивание барабана. Я посмотрел назад и увидел, что из черного леса выходит процессия человеческих фигур, облаченных в черные как ночь плащи с капюшонами, закрывающими лица. Четыре самые мощные фигуры несли длинный бледный, сделанный из слоновой кости, гроб на шестах. Остальные несли шесты с навершиями из круглых предметов, от которых исходил бледный, гнилостный свет разложения. Мне стало жутко и я быстро спрятался за одно из стоящих надгробий. Между тем процессия медленно подошла к тому месту, где я только что стоял. Они молча опустили гроб и встали двумя шеренгами по левую и правую стороны от него, продолжая петь под музыку.