Зов Предков
Шрифт:
Ну и фантазия же у девочки! – присвистнул я и вспомнил высказывание одного моего друга, профессионального психиатра, который считал шизофреников всех без исключения весьма одаренными людьми и что гениальность – это ничто иное, как хорошо скрытая от посторонних, частично контролируемая шизофрения.
Дальше пошли рисунки ещё более ужасные. На них изображались люди без лиц – много-много людей. Они ходили по каким-то горам, пещерам гор, лесам. Особенно меня поразил рисунок, где было изображено кладбище и лежащие под надгробными памятниками мертвецы. Те
– Кто они? – поддавшись внезапному порыву, совершенно механически спросил я.
– Разве ты не знаешь? – монотонный голос впервые ожил, в нем почувствовались нотки удивления. – Это наши предки.
– Какие такие предки? – брови мои поползли вверх. – В смысле, наши прародители? Но разве наши прародители без лиц?
– Предки всегда без лиц. Неужели ты ничего не помнишь?
– А почему я должен что-то помнить?
Девочка вдруг повернулась в мою сторону – и это было для меня очевиднейшим доказательством, что через закрытые веки она все-таки видит меня!
– Должен.
Мне стало неловко. Я замолчал и стал перебирать другие рисунки.
Тут из одного из альбомов выпал оборванный лист. Я механически взял его в руки и вспотел. Я бросил быстрый взгляд на девочку и понял, что лист попал ко мне в руки не случайно. Там было изображено кладбище, люди в черном без лиц несли на руках гроб, в котором сидела безликая женщина.
– Х’тулфлу Ц’фаг… - прошептал я.
– Это она, - подтвердила девочка зловещим шепотом. – Королева… Она ищет тебя!
У меня задрожали поджилки.
– Зачем?
Но вместо ответа девочку вдруг затрясло, как будто она сидела на электрическом стуле. Её губы задрожали, из них повалила пена. А через мгновение из губ донеслось пронзительное завывание, примерно такое, какое бывает при сильном ветре в горах. От этого завывания – монотонного, тягучего, тоскливого – стыла кровь в жилах, кожа становилась «гусиной», волосы на макушке шевелились. Мать в ужасе бросила к дочери, но та затряслась ещё сильнее, а потом выпрыгнула из инвалидного кресла, упала прямо на пол и поползла ко мне, двигая сросшимися ногами на манер змеи, цепляясь длинными острыми ногтями за ворс ковра:
– Предки… Предки… Предки… Зовут… Они зовут… Зову-у-у-у-у-ут…
А потом до моего слуха донеслись зловещие стишата:
Трава-мурава,
замуруй у ручья!
Дай землице водицы,
Хозяин ручья!
Грудь сдавила земля,
Ручки-ножки не в мочь
Сдвинуть с места лежащая
Мертвая дочь.
Дочь постится давно,
Ей уж точно не в мочь
Обождать ещё и эту
Темную ночь!
Дай напиться мне вволю,
Хозяин ручья!
Дай наесться мне досыта,
Трава-мурава!..
– Уходите, уходите же отсюда, ПРО-О-О-О-ОЧЬ!!!!!!!!!! – закричала истошным голосом Оксана. – Во-о-о-о-о-он! Уходите, убирайтесь отсюда! Убирайте-е-е-е-есь!!!!!!!!!!!!!
Не дожидаясь, пока я выйду из ступора, Оксана буквально схватила меня за шиворот и с какой-то нечеловеческой силой
Разойдитесь скалы,
Разойдитесь горы,
Расступитесь волны,
Ледяные схроны!
Мы придем к вам снова,
Снова будем вместе!
Предки вновь воссядут,
На законном месте!
Мертвые восстанут,
Льды растают тоже,
Предки станут снова
На себя похожи.
Будут они сыты,
Будут все довольны,
Все проклятья смыты,
Сняты все оковы.
Девочка произносила эти жуткие стихи каждый раз все громче и все быстрее, так что даже дикий вой матери и захлопнутая дверь не помешали мне дослушать все до конца.
Все ещё в шоке, я совершенно автоматически спустился вниз и пошел прочь от дома по безлюдному, пустому двору. Дойдя до конца дома, я внезапно повернулся и посмотрел в окно квартиры на пятом этаже. Там я на мгновение увидел, как в темных шторах показался проем и в нем мелькнуло бледное лицо девочки с длинными черными волосами, а ещё через мгновение – открылась форточка и из окна вниз ко мне полетел бумажный «самолетик». Описав несколько больших кругов в воздухе, он плавно приземлился прямо рядом со мной. Я развернул его. Там был рисунок. На большой горе стоял я сам, а рядом со мной находилось безликое существо с длинными светло-русыми волосами и держало меня за руку. А над ним были три строки: на одной строке черной ручкой были выведены странные символы-трещинки, напоминавшие паучьи лапки, на другой – «Мурзулфлу», на третьей уже по-русски: «Предки зовут».
Я сел на трамвай и поехал на этот раз в местный ОВД. Выяснилось, что следователь, который вел в 95-м году дело о пожаре в «Тупике», уже вышел на пенсию. Там мне удалось достать его домашний телефон. Ответил мне глухой, надтреснутый бас пожилого человека. Сначала он совершенно не расположен был говорить об этом деле, но когда я представился сыном погибшей при пожаре, он сдался.
Я нашел следователя в двухкомнатной квартире в одной из более менее пристойных для поселка девятиэтажек. Это был коренастый, кругловатый мужчина с комплекцией бывшего боксера или чемпиона по вольной борьбе в отставке, загорелым мужественным лицом, коротко постриженным ёжиком совершенно седых волос. Я представился и хотел было уже предъявить свой паспорт, но он показал жестом, что этого делать не стоит.
– Я вижу, что вы не врете, - внимательно оглядев меня с ног до головы цепким следовательским взглядом, сказал он.
– Точная копия матери.
– Вы знали мою маму? – голос мой предательски дрогнул.
– А кто ж её тут не знал? Не по одному делу она проходила, не по одному…
Мы сели на кухне. Уютно тикали в углу часы. Закурили.
Я спросил его, по каким делам она проходила. Он ответил уклончиво, ссылаясь на служебную тайну. Тогда я попросил его просто не называть ни имен, ни дат. Он согласился.