Зубы дракона
Шрифт:
– Лучше – Евгений Сергеевич, – Светлана взяла руку Шатова и поцеловала ее в ладонь.
– Все равно – спасибо. Быстро ты ремешки расстегиваешь.
– Ноготь сломала, – пожаловалась Светлана.
– Я твой должник, – Шатов осторожно пошевелил пальцами. – Работают.
– Кто работает?
– Пальчики работают. Давай кушать, – Шатов взял вилку и нож.
– Вы кушайте, а я посмотрю на вас. И вы еще обещали рассказать, как вам вырезали аппендикс.
– Да ну его, это аппендикс. Дурацкая история, – Шатов отрезал кусок буженины. – Глупая, при том.
По телу медленно растекалась слабость. Реакция пошла. Тело слишком напряглось, слишком… Шатов положил вилку:
– Как ты думаешь, если я поем минут через двадцать – меня не накажут?
– А что случилось? – встревожено спросила Светлана.
– Ничего. Просто я уже трое суток не принимал душ. Хочу сходить, помыться.
– Я вам помогу.
– Не нужно. Просто включи мне воду. Не слишком горячую. Скорее даже – прохладную.
– Я помогу…
– Я сказал – не нужно. Я не совсем в том состоянии, чтобы приглашать с собой девушек под душ, – Шатов встал из-за стола.
– Ладно.
– В следующий раз, – пообещал Шатов.
– Я так спешила. А потом очень испугалась, что не успею снять с вас рубашку, – пожаловалась Светлана.
– А чего же ты мне не дала просто выпить из стакана? – эта мысль остановила Шатова перед ванной.
– А чего же вы не попросили? Вы же сказали, что хотите сами… – Светлана растерянно улыбнулась.
– Я не подумал, – улыбнулся в ответ Шатов. – Просто не подумал. Зациклился на одном – поесть самому, своими руками.
Светлана засмеялась. К ней, с облегчением присоединился Шатов.
Вот такие дела, Евгений Сергеевич, сказал себе Шатов, встав под душ. Есть у нас еще порох в пороховницах. Смогли настоять на своем. Вернули себе свободу. Махонький ее кусочек, но все-таки. Теперь вот можно самостоятельно помыться. Можно будет самостоятельно сходить в туалет.
И еще можно отложить в память один маленький, но очень интересный нюансик. Крохотный.
Шатов подставил лицо под струйки душа. Как много разных мыслей приходи в голову заключенным. Если бы с месяц назад ему описали вот такую ситуацию и предложили найти выход, он бы расписался в собственном бессилии. А так… В реальности мозг работает гораздо быстрее и изощреннее.
Значит, мы себе представляем, как сможем при необходимости выбраться из смирительной рубашки… Если они все-таки снова наденут ее Шатову на ночь. И есть у нас одно смешное предположение, почти уверенность…
Интересно, у всех сумасшедших становится таким изощренным ум? Все они так вдумчиво оценивают ситуацию в поисках пути для побега?
При чем здесь сумасшедшие, Шатов? Что ты подумал об этом? Ты совершенно нормален. Абсолютно.
Все нормально.
Выключай воду, вылезай из ванной. Вытрись полотенцем насухо. Ты абсолютно нормален.
Шатов посмотрел на свое отражение в зеркале. Губа чуть припухла. Самую малость. И с брови опухоль тоже сошла. Теперь – хоть в ночной клуб.
Хорошая, кстати, идея. Очень хорошая. Тем более что давно обещал девушке. Только, не в ночной клуб, а в клуб ночью. Ночью в сельский клуб. Что там у них – кино и дискотека? В одиннадцать часов вечера. И до какой поры?
И отпустят ли его врачи?
Интересный вопрос. Очень интересный вопрос.
И еще один вопросик, Шатов. Ты что, собираешься надевать свое несвежее белье? Нет? Тогда тебе предстоит выйти нагишом к Светлане. Девушка будет просто счастлива.
Шатов завернулся в полотенце. Вот таким вот образом. И не забывать улыбаться. И…
Шатов присел на край ванной и закрыл глаза. Сейчас он должен был лежать с приступом боли. Сейчас тело его должно было гореть. И Дракон мог прийти к нему, чтобы помучить.
Спокойно. Ты победил. Ты пока победил.
В спальне Шатов заглянул в шкаф, взял трусы, спортивные штаны и футболку. Переложил свою сумку с нижней полки на верхнюю. Заглянул во внутрь. Ага, там у него валялись диктофон и блокнот. Плюс ручка, кассеты и запасные батарейки.
Пусть себе лежат.
Джинсовой рубашки на вешалке не было. Только белая рубаха с длинными рукавами. Все правильно, джинсовую ему порвали в школе, когда били. Или отбивались. Все зависит от того, чья версия правильная – Шатова или Дмитрия Петровича. Кстати, а ведь поведение дедушки отечественной литературы здорово изменилось с момента первой встречи.
Просто разительно изменилось. Куда подевалась доброжелательность? Где приторное гостеприимство? С больными, кстати, принято разговаривать нежно, чтобы не повредить и без того слабые мозги.
– Теперь можно и позавтракать, – сказал Шатов с порога.
Светланы в комнате не было. На тахте сидел Дмитрий Петрович, держа в руках какую-то книжку.
– Свое произведение читаете? – поинтересовался Шатов, присаживаясь к столу. – И как оцениваете?
– Мои произведения оценивают другие, – Дмитрий Петрович отложил книгу в сторону. – Рад за вас.
– За что конкретно?
– Ну, вы все-таки успели принять… э-э… дозу.
– А вам очень хотелось, чтобы я не успел?
– За старого козла – хотелось бы.
– За старого козла – извиняюсь, – без сожаления в голосе сказал Шатов, работая вилкой и ножом.
– Стыдно, батенька. Это вы специально использовали слово «извиняюсь”, а не «простите”? Ведь вы должны знать, что в первом случае вы извиняете себе, а во втором…
– Прошу прощения у вас. Простите меня, пожалуйста. И еще я прошу у вас прощения за то, что угрожал несколько дней назад набить вам лицо.
– Когда это? – удивленно приподнял брови Дмитрий Петрович.