Зубы дракона
Шрифт:
– Логично.
– При чем здесь логика? – возмутился Шатов. – Элементарный подсчет. Мне, правда, было немного трудно считать без использования пальцев рук, но я справился.
– И что вам дает это наблюдение? – со скептическим видом поинтересовался Дмитрий Петрович.
– Это наблюдение мне дает то, что мы можем прийти к, извините за выражение, консенсусу. Вы боитесь, что, вырвавшись на свободу, я начну бросаться на людей. За пять часов между приемами пищи я смогу пробежать километров двадцать, раздавая удары направо и налево.
– Нечто в этом роде, – кивнул Дмитрий Петрович.
– Замечательно. Вот мы и подошли к самому главному, – удовлетворенно произнес Шатов.
– Извините, не заметил.
– И тем не менее, – Шатов снова улыбнулся, на это раз почти искренне.
Тут был бы уместен жест, подчеркивающий глубину и остроту момента, но невозможность жестикуляции приходилось компенсировать энергичностью мимики.
– Поскольку вы можете регулировать продолжительность действия препарата, то мы с вами могли бы договориться. Вы отмеряете мне обезболивающего только на час. Потом еще на час. Потом еще на час. Что это дает мне? Я могу передвигаться относительно свободно. Что это дает вам? Дальше чем на пять километров я за этот час не убегу. На ночь вы мне даете полную дозу и даже упаковываете в смирительную рубашку. По-моему – все довольны.
– Можно встречный вопрос? – поинтересовался Дмитрий Петрович.
– Конечно.
– А почему вы затеяли этот разговор демонстративно перед завтраком? И какой дополнительный аргумент планировали использовать в этом случае?
– Это целых два вопроса, любезный друг. Но я не стану выпендриваться и отвечу на оба. Чтобы вы успели уменьшить дозу обезболивающего у меня в завтраке. А если вы этого не сделаете, то я откажусь завтракать.
Лицо Дмитрия Петровича стало грустным:
– Все-таки вы решили выдвинуть ультиматум. Печально. Ведь нам достаточно его не принять, чтобы вы испытали ощущения…
– Я их уже испытывал дважды. Испытаю еще раз. И, если понадобиться, еще. Не верите? – Шатов твердо взглянул в лицо Дмитрия Петровича.
– И вы думаете меня этим испугать?
– Нет. Я думаю, что вы хотите моего сотрудничества, а не криков боли. Хотите вы меня вылечить или нет… Болен я или здоров, но я вам нужен в нормальном, извините за двусмысленность, состоянии.
Дмитрий Петрович демонстративно посмотрел на часы.
– И не нужно так пялиться на часы, козел старый, я знаю, что через полчаса могу схлопотать очередной приступ.
– И таки можете, – медленно сказал Дмитрий Петрович.
– Придется потерпеть, – вежливо улыбнулся Шатов.
– А если мы вам введем препарат насильно?
– Зачем? Он ведь нужен для того, чтобы заставить меня сотрудничать с врачами? Я готов сотрудничать. Но на своих условиях. И завтракать я буду только своими, извините, руками. Сразу примете решение, или нужно посоветоваться?
– Это вы подумайте, Евгений Сергеевич. А я прогуляюсь пока. Мне пора завтракать, – Дмитрий Петрович встал со стула. – Света, приготовьте все для завтрака господину Шатову.
– Света, – громко, излишне громко сказал Шатов, – накройте мне на столе в гостиной, пожалуйста.
Светлана замерла на пороге с подносом в руках.
– Да-да, в гостиной, – подтвердил Шатов. – Или я не буду завтракать вообще.
– Дмитрий Петрович… – растеряно спросила девушка.
– Делайте, как просит пациент. Ему виднее. Если попросит еду в постель – подайте. Кстати, Шатов, забыл вас предупредить, ведь во время прошлых приступов мы делали укол почти сразу. А тут можем и не торопиться.
– Ничего, я потерплю.
Он потерпит. Он сможет вытерпеть, хоть и не относится к людям особо терпеливым. Он должен вытерпеть. Лежать в постели больше нельзя. И нельзя позволять им помыкать Шатовым. А боль… Будем терпеть. Будем терпеть.
Дмитрий Петрович, выходя из комнаты, что-то шепнул Светлане, та кивнула, поставила поднос на стол в гостинице, вышла куда-то, потом вернулась и поставила будильник на шкаф так, что его циферблат мог видеть Шатов.
– О, – радостно сказал Шатов, – у меня еще целых двадцать минут.
– Давайте я вас покормлю, – жалобным голосом попросила Светлана.
– Нетушки. Я буду кушать сам. Хватит. Мне, конечно, приятно, когда ты помогаешь мне оправиться, но лучше мы с тобой будем щупать друг драгу за интимные места в другой обстановке и с другими целями. Не возражаешь?
– Но вам будет…
– Мне будет бо-бо? – Шатов засмеялся. – Будет. Но через испытания мы закаляемся и мужаем.
– Я видела, как вам было плохо прошлый раз.
– Видела… Ты никогда этого не ощущала?
Светлана мотнула головой.
– Тебе повезло. Хотя, с другой стороны, это как в анекдоте. Хочешь, расскажу?
Десять часов пять минут. Секундная стрелка бешено гонит оборот за оборотом. Торопится стрелочка, ей очень хочется, чтобы Шатова скрутило поскорее, чтобы он завыл.
– Рассказать анекдот?
– Расскажите, – еле слышно произнесла Светлана.
Десять часов семь минут. Еще есть время. Можно, конечно, плюнуть на все и попросить, чтобы Света подала завтрак в постель… Хрен вам, Шатов, решили так решили. Потерпим.
– Значит, анекдот, – в горле пересохло, и Шатов откашлялся. – Значит, идет волк по лесу. Смотрит – заяц сидит и лупит себя молотком по яйцам.
Десять часов десять минут. Шатов сглотнул, чувствуя, как испарина покрывает лоб. Уже началось, или это от волнения? Тот самый первый раз ему стало очень жарко. Потом обрушилась боль.
– Чего это ты, заяц, делаешь? – комок в горле никак не удавалось проглотить. – Да вот, кайф ловлю.
Десять одиннадцать.
– Дай и я попробую. Взял волк молоток… – осталось всего несколько минут. – И – шарах себя по яйцам! Мать-перемать, косой, ты чего? Больно же!