Зубы тигра
Шрифт:
И вот вчера утром, во время вашего разговора с бригадиром Мазеру, Флоранс уловила имя Ланджерио и название деревни — Форминьи. Она вспомнила, что у Ипполита Фовиля был такой друг и догадалась, что вы с бригадиром отправились разыскивать его, так как предполагаете, что письма были адресованы ему.
Полчаса спустя мы сели в поезд, отходящий на Алансон. Мы, со своей стороны, хотели собрать сведения. Узнав, как и вы, в Форминьи о том, что Ланджерио умер, мы решили осмотреть его дом. Нам удалось пробраться в парк, как вдруг Флоранс заметила вас. Желая, во что бы то ни стало, избежать
Дон Луис ни одним словом не прервал рассказ, который дышал правдой. Напрягая свое внимание, он отмечал про себя все слова, все жесты Саверана.
И мало-помалу в его представлении рядом с прежней Флоранс вставала другая женщина, очищенная от всей грязи, от всех тех гнусных подозрений, какими он запятнал ее, слепо принимая на веру факты.
Но окончательно он еще не сдался. Возможно ли, чтобы Флоранс ни в чем не была виновной? Против этого восставал его разум. Нет, нет, она лжива, коварна, жестока. Этот человек лжет, лжет дьявольски искусно. Он так гениально ткет узор, что невозможно отделить свет от тьмы.
Он лжет, но как сладок ему, дону Луису, этот обман! Как прекрасна та Флоранс, образ которой возникает в его воображении, Флоранс, волей судьбы увлекаемой на путь, который ей ненавистен, ни в каком преступлении не виновной. Флоранс, не знающая угрызений совести, добрая, полная жалости, с ясными глазами и совсем чистыми незапятнанными руками! Как сладко отдаваться этой мечте!
Гастон Саверан всматривался в лицо своего недавнего врага.
— Не верите мне? Не правда ли? — прошептал он.
— Нет, нет, — дон Луис старался избавиться от влияния этого человека.
— Вы должны верить мне, — с какой-то дикой энергией воскликнул Саверан. — Вы должны верить в силу моей любви. Она всему причиной. В Мари-Анне вся моя жизнь! Я не пережил бы ее. Что я испытал сегодня, когда прочел, что она пыталась вскрыть себе вены! И это из-за тех обличающих писем! О! Мне мало убить вас, мне хотелось подвергнуть вас самым варварским мучениям за все те страдания, которые претерпела она! Мари-Анна невинна! И сразу ненависти моей как не бывало. Враг стал союзником. Вы отказались от того, что сами же сделали, вы обещали посвятить себя спасению Мари-Анны!
Я поспешил к Флоранс и сказал ей:
«Мари-Анна спасена. Он заявил, что она невиновна. Я хочу видеть его, говорить с ним». Флоранс, по-прежнему враждебно к вам настроенная, пыталась отговорить меня. Я обещал, но сам решил, что нужно, не теряя ни минуты, вверить вам судьбу Мари-Анны. Я ждал вашего возвращения и пришел к вам.
Это был не тот человек, который начал разговор с таким поразительным хладнокровием. Ослабев от сделанного усилия, измученный долгой борьбой, на которую потратил столько энергии, он дрожал с ног до головы и вдруг заговорил срывающимся голосом:
— Спасите ее… умоляю вас… вы можете это сделать… Я научился ценить ваши силы, пока боролся с вами. Вы не такой, как другие, уже одно то, что вы не уничтожили меня сразу, меня, так жестоко преследовавшего вас, что вы выслушали меня, что вы готовы признать нашу невиновность, нас троих, хотя всякий другой ни за что бы в нее не поверил, уж это одно — чудо! И моя интуиция подсказала, что будет именно так! Я понял, что спасти Мари-Анну может только тот человек, который объявил, что она невиновна, не имея еще никаких доказательств этому, кроме выводов своего ума… О! Спасите ее, умоляю вас. И спасите, как можно скорее… Иначе будет поздно! Мари-Анна не может жить в тюрьме. Она хочет умереть и никакие препятствия не помешают ей. Спасите ее, я не сумел этого сделать… Я не знаю как взяться… Спасите… молю вас…
Слезы катились по его щекам. Флоранс тоже плакала, положив голову на руки.
Страх сжал сердце дона Луиса.
Он вдруг осознал, что верит Саверану бесповоротно, что Флоранс вовсе не коварное создание, каким он представлял ее себе, а женщина, глаза которой не лгут. Так же внезапно он понял, что эти двое, а с ними вместе и Мари-Анна, из-за любви к которой они боролись так неумело, попали в сети, которые им не разорвать.
И сеть эту с беспощадной настойчивостью сплел он, Перенна.
«О, только бы не слишком поздно», — прошептал он.
Трагическим смерчем кружилось у него в голове: уверенность, радость, страх, отчаяние, злоба. Он бился, как в отвратительном кошмаре. Ему казалось, что тяжелая лапа полицейского уже легла на плечо Флоранс.
— Уйдем, уйдем, — воскликнул он. — Медлить — безумие.
— Но, отель оцеплен, — возразил Саверан.
— Неужели вы думаете, что я допущу… нет, нет. Будем бороться вместе. Ко мне еще будут возвращаться сомнения. Но вы будете рассеивать их. И мы спасем мадам Фовиль.
— Но полицейские кругом… Но Вебер!
— Его еще нет здесь. А пока его нет, я все устрою. Следуйте за мной, а когда я сделаю вам знак…
Он взялся за ручку двери. В это время в дверь постучали.
— В чем дело?
— Приехал помощник начальника полиции, — доложил дворецкий, — господин Вебер.
Глава 9
Разгром
Дон Луис был, конечно, готов к этому, но все-таки удар захватил его врасплох, он несколько раз повторил:
— Вебер… Вебер здесь…
Это внезапное препятствие парализовало его порыв; как останавливает обратившуюся в бегство армию крутая стена горного хребта.
Вебер, который организует атаку или сопротивление так, что всякая борьба будет бесполезна… Теперь нечего думать пробиться силой… такая попытка была бы нелепа.
— Господин Вебер? — спросил дон Луис дворецкого. — Один?
— Нет, с ним шесть человек, они остались во дворе, а он поднялся в кабинет, полагая, что месье там.
— Вы сказали ему, что я беседую с Мазеру и мадемуазель Девассер?