Зубы тигра
Шрифт:
— Да, месье.
Перенна подумал немного.
— Скажите, что вы не нашли меня и пойдите за мной в помещение мадемуазель Девассер. Если он захочет идти с вами, тем лучше.
Он закрыл дверь.
Буря не оставила следов у него на лице. Теперь, когда надо было действовать, когда игра казалась проигранной, как всегда в решительные минуты, к нему вернулось хладнокровие. Он подошел к Флоранс. Очень бледная, она тихо заплакала.
— Не надо бояться, мадемуазель. Доверьтесь мне слепо и все будет хорошо.
Она не отвечала. Он понял, что она все еще не вполне доверяет ему и почти радостно подумал, что сумеет заставить ее поверить.
— На случай, если не удастся выручить вас сейчас, мне еще надо выяснить кое-что, — сказал он Саверану. Во-первых, где вы были в то утро, когда человека с палкой черного дерева видели одновременно с Веро в кафе?
— У себя дома.
— Вы уверены, что не выходили?
— Совершенно уверен, как и в том, что я никогда не был в кафе.
— Хорошо. Почему все узнав, вы не отправились к префекту полиции и не рассказали всю правду, вместо того, чтобы начинать эту неравную борьбу?
— Я думал об этом, но вскоре увидел, что голословным, хотя и правдивым рассказом их не убедить. Мне не поверят. Какие я мог привести доказательства? А те, что выдвигались против нас, были почти неопровержимы. Отпечаток зубов говорил о виновности Мари-Анны, а мое молчание, мое бегство, убийство мною инспектора Ансенсио, все это были преступления. Нет, я мог помочь Мари-Анне, только оставаясь на свободе.
— Но отчего она сама не заговорила?
— Говорить о нашей любви? К чему? Чтобы придать больше веса обвинению? Что и случилось, когда стали известны письма Ипполита Фовиля. Ведь они выясняли мотив, по которому мы пошли на преступление: мы любили друг друга.
— И что вы думаете об этих письмах?
— Для меня все в них непонятно. Мы и не подозревали о ревности Фовиля. Он скрывал ее. А почему он боялся нас? Откуда эта мысль, что мы готовы убить его? О каких наших письмах говорит он?
— Ну, а отпечатки зубов, бесспорно, мадам Фовиль?
— Не знаю. Все это непонятно.
— И вы не знаете, где она могла быть после оперы, между двенадцатью и двумя часами?
— Нет, она, очевидно, была вовлечена в ловушку. Но каким образом? Как? И почему она скрывает это? Тайна.
— Вас видели в тот день на вокзале Отейль. Что вы делали там?
— Направлялся на бульвар Сюше, чтобы пройтись под окнами Мари-Анны. Ведь это была среда. Я и в следующие среды приходил.
— Еще один вопрос. Вы слышали о завещании Морнингтона?
— Ни я, ни Флоранс не слышали. И супруги Фовиль, вероятно, тоже.
— Вы в первый раз попали в тот сарай, в деревне Форминьи?
— В первый, и так же, как и вы, были испуганы видом двух висящих скелетов. Это все, что я хотел сказать. Не упустили ли вы чего-нибудь? Возможно, что мы не увидимся больше.
— Я спасу всех троих, — сказал Перенна. — Завтра должно появиться четвертое таинственное письмо, я буду на месте и пользуясь теми данными, которые получил от вас, постараюсь найти доказательства вашей невиновности.
— Прежде всего, имейте в виду Мари-Анну. Если понадобится, пожертвуйте мной, пожертвуйте Флоранс. Я смело заявляю это от ее имени.
— Я спасу всех троих, — повторил дон Луис. Он приоткрыл дверь. — Не шевелитесь и ни под каким видом не открывайте никому. Я скоро буду.
Он снаружи запер дверь на ключ, спустился на этаж ниже. Он уже не испытывал того подъема духа, какой вызывало в нем всегда приближение боя. На этот раз на карту была поставлена судьба Флоранс, и поражение было хуже смерти. Из окон на лестнице он посмотрел во двор и увидел шестерых полицейских, а у окна кабинета стоял Вебер.
«Остался на своем посту», — подумал дон Луис. — «Не доверяет мне. Вперед!» — Он вошел в кабинет. Вебер обернулся к нему. Два врага стояли лицом к лицу.
Несколько секунд длилось молчание. На лице помощника начальника полиции написана была радость с некоторой долей тревоги. Наконец, ему разрешили побороться с этим проклятым доном Луисом, притом, козыри все у него на руках, а дон Луис скомпрометировал себя тем, что защищая Флоранс Девассер, подретушировал ее портрет.
Но все же Вебер никогда не забывал, что дон Луис тот же Арсен Люпен, и это соображение смущало его. «Малейший промах и мне крышка», — думал он.
Он открыл военные действия шуткой.
— Насколько могу судить, вы не были в павильоне мадемуазель Девассер, как утверждал ваш дворецкий.
— Он выполнил мое распоряжение. Я был у себя в спальне этажом выше. И хотел раньше покончить с одним делом.
— И дело сделано?
— Да, Флоранс Девассер и Гастон Саверан, связанные, у меня наверху, мне остается только передать их вам.
— Гастон Саверан! — воскликнул Вебер. — Значит это, действительно, он вошел?
— Да, он просто жил у Флоранс Девассер, его любовницы.
— Вот как! — насмешливо протянул Вебер. — Она его любовница?!
— Да, и когда Мазеру увел Флоранс к ней в комнату, чтобы с глазу на глаз допросить ее, Гастон Саверан имел дерзость явиться туда. Он хотел отнять ее у нас.
— И вы скрутили его?
— Да.
Было ясно, что Вебер не верит ни единому слову. Он знал от господина Демальона и от Мазеру, что он, Луис, любит Флоранс, а дон Луис был не из тех, кто из ревности предает любимую женщину. Помощник начальника полиции насторожился.
— Чисто сделано, — сказал он. — Проведите меня к вам в комнату. Бой был жестокий?
— Не особенно. Мне быстро удалось обезоружить бандита. Впрочем, Мазеру слегка ранен в руку кинжалом. Он пошел в соседнюю аптеку, чтобы ему сделали перевязку.
Вебер остановился на месте, удивленный.
— Как? Мазеру нет при арестованных? Между тем, ваш слуга…
— Мой слуга ошибся. Мазеру вышел за несколько минут до вашего прихода.
— Странно, — сказал Вебер, всматриваясь в лицо дона Луиса, — почему же никто из моих людей не видел, как он выходил?