Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз
Шрифт:
Подымалась луна, большая, жёлтая, какая-то больная, когда дозорные сообщили о приближении половцев. Сначала прискакал вопящий дурак из конной мордвы:
– - А-А-А! Идут! Кыпчак! Кыпчак! Орда! Тысячи! Тьма!
Потом и мои сигнальщики сообщили о появлении конных разъездов противника. Группы кочевников, сперва малочисленные и редкие, становились всё больше, проскакивали всё гуще. Всё дальше входили в "воронку песочных часов". Пришлось поднимать лагерь, выводить людей на засеку.
Вечкенза, умывшийся снегом, выглядел более
Обсудили диспозицию, составили пропозицию, прикинули вариации и разошлись по позициям. Приняли надлежащую позу.
Факеншит уелбантуренный! Позу готовности! К бою и к смерти.
А, блин, страшно, однако... Нервенно... Едрить-каламбурИть...
Мои сигнальщики нашли в паре вёрст к югу от ручья в лесу высокую сосну, забрались туда и рассказывали в телеграфном стиле - что они видят. А я сидел в лесу над обрывом с правой, от кипчаков, стороны этой гигантской ловушки для человеков, с южной стороны ручья, так сказать - за линией фронта. И ждал.
Что необходимо сделать - сделано. Остальное... судьба.
Очень поганое состояние. Сиди и жди. Нервное напряжение зашкаливает, а делать ничего нельзя - менять что-то в последний момент - только портить.
Кутузов был мудр - он на поле боя спал. А я - не могу. Не хватает. Мудрости.
Остатки мордовской конницы прорысили по полю, высоко и беспорядочно вскидывая комья снега, ушли на правый, дальний от меня, фланг засеки. Там последний проход, который сейчас спешно закрывают.
Ага, вижу длинную фигуру того панка, который недавно рассказывал сколько покойный Пичай задолжал его папе. Славы ему захотелось! Будет. Там самое скверное место по рельефу. Как бы половцы лесом не обошли. Надо бы ещё дальше по ручью дозорных послать... О-хо-хо... Спокойно.
"И что положено кому - пусть каждый совершит".
Стоик-неврастеник.
Интересно - а мне что сегодня "положено"?
Потерпи Ванёк, подожди чуток. Будет тебе - и положено, и поставлено, и на куски порублено...
В неверном свете луны, в подымаемой тысячами конских копыт снежной взвеси, было тяжело отслеживать перемещение этих... "степных тараканов". Они перескакивали от одного борта ловушки до другого, проезжали вперёд и отходили назад. Сливались друг с другом, проскакивали сотню шагов сплошным тёмным комом, вдруг разделялись и расходились в стороны.
На засеке неразличимой массой шевелилась мордовская пехота. Несколько тёмных силуэтов, копошившихся внизу у ручья, то ли - лёд разбивали, то ли - воду наверх подавали, вдруг кинулись в ледяную воду, стремясь перескочить на половецкую сторону. Сверху завопили, по беглецам ударили стрелы. Кто-то упал в воду, кто-то выскочил на берег. Несколько степных всадников со всего маха погнали коней к ручью, ответили стрелами на засеку, подхватили кого-то из "перескоков".
Теперь Башкорд будет знать о нас кое-что полезное. От убежавших пленников-соплеменников. Что мы довольно немногочисленны, что мы довольно слабы. И что у нас - его жена.
Возможно, это сподвигнет его на атаку.
Потому, что нам нельзя просто постоять!
Нельзя их отразить, нельзя допустить, чтобы орда ушла в Степь. Нам не нужна победа! Только - истребление. Иначе они вернуться.
Были бы в степи - полчаса и конница Башкорда начала бы рубить бегущую беззащитную мордовскую пехоту. Были бы в лесу - после первого удара мордвы дротиками и стрелами - половцы выскочили бы из чащоб как ошпаренные. Но вот так...
Фактор времени.
Конная армия не может долго стоять здесь - нечем кормить коней.
Если Башкорд уведёт своих в сохранившиеся южные становища, то через неделю он сможет спокойно вернуться. Проход через Земляничный ручей будет открыт - мордву здесь не удержать, варить суп из ремней и щитов - никто не будет, они просто разойдутся по домам. Через неделю орда войдёт сюда - как к себе домой. И запалит все кудо. Отсюда и до Теши. Весь Эрзянь Мастор. И дальше - до Всеволжска.
Ужас-с!
Меня устраивают оба варианта: или Вечкенза бьёт здесь Башкорда, кладёт кучу своих воинов, становится национальным героем, признанным вождём мордовского народа. И ведёт его туда, куда нужно мне. Или Башкорд вырезает эрзя, а остальные, битые, голодные и испуганные, "чудом уцелевшие" - приходят под мою руку. В любом случае у Всеволжска появляется надежда пережить эту зиму. Бог даст - и весь год.
По русской мудрости: "перезимовали зиму, теперь перезимуем лето".
Башкорд уже потерял... треть? Четверть? Сколько ещё он положит здесь, на засеке? Если даже племени эрзя больше не будет, я смогу весной перекрыть это "горлышко" своими силами, и кипчаки не войдут вольно на ставшие вдруг свободными земли.
Так чего же я голову свою подставляю?!
– А - того!
Я обещал Вечкензе встретить его. Здесь. С войском. Иначе бы он не рискнул, не был бы столь убедителен в разговорах с азорами, столь уверен в своём марше по ледяной степи. Он доверился моему слову.
А я... "Зверю Лютому" - лжа заборонена. Царицей небесной. Главное - самим собой.
Шукшин как-то сказал: "Если ты обманул человека - не думай, что он глуп. Просто он доверял тебе больше, чем ты этого заслуживаешь".
Я - не лгу. Потому что - "заслуживаю большего".
Глава 471
Количество всадников на поле перед моими ногами постепенно увеличивалось, их плотность возрастала. Несколько слитных групп, отблескивая наконечниками копий и пик, выделяясь хорошим вооружением и высокими конями, двигались сквозь более редкую толпу ближе к ручью. Вокруг них, как вокруг катящегося снежного кома, толпа уплотнялась, стягивалась, двигалась вслед или рядом с ними.
Луна из-за моей спины поднималась всё выше, подкрашивая снег, пока ещё белый - в лимонный оттенок. Хотя я бы назвал такой цвет - желтушным.