Зверь

Верт Александр

Эеншард кивнул, понимая разницу между придворным врачом и их товарищем Шанрехом, который, правда, и без них имел немало забот.

Шанрех, разумеется, был недоволен работой коллеги, долго возился с раной на боку, что-то с чем-то сшивая под ворчание Эеншарда, а после, наложив еще пару швов на рванные раны на спине, разрешил принцу выпить рому. Так лечение медленно перешло в откровенную пьянку с ранеными солдатами, счастливыми оттого, что их командир жив.

Только ночью Эеншард вернулся во дворец, пьяный, несчастный, но живой, и просто рухнул в постель, не раздеваясь, чтобы тут же громко захрапеть так, чтобы все северное крыло знало, что Эеншард дома.

8

Утром третий принц встал с дикой головной болью. Разумеется, он списал ее на похмелье, словно кроме выпивки за предыдущий день с ним ничего не случалось. К счастью, кроме боли в голове, по-настоящему его ничего не беспокоило. Раны, конечно, болели, но эта боль была вполне привычна. Главным для Эеншарда была стабильность его сил и способность уверенно держаться на ногах.

Вчера, он хоть и был пьян, но все же выслушал рассказ Мэдре о первой провальной атаке столицы Фрета.

Артас не стал даже искать записи старшего брата, утверждая, что Эеншард нагло дезертировал в неизвестном направлении. Почему Артас был в этом уверен, никто не знал. Его вспыльчивый брат очень хотел сделать все сам, доказать всем, что он ничуть не хуже третьего принца. Конечно, Артас должен был понимать, что борьба за трон уже близка, но как же он не понял, что она уже началась? Почему-то не понял, не догадался, поверил, видимо, Эймару, хотя ему тоже не раз говорили, что верить наследнику нельзя.

Артас сам сжег все бумаги генералов при осаде Крифра, так их и не посмотрев, а потом погиб, причем смертельный удар настиг принца со спины.

Не мог Артас пропустить врага, просто не мог, а значит, его убил кто-то из своих, но кто и почему? Хотя Эеншард понимал, что кроме Эймара это никто не смог бы организовать.

С Эрастом же все было куда проще. Он молод, неопытен, и ему просто не повезло. Когда защитники Крифра открыли огонь из катапульт, испуганный конь, отпрыгнув от огненного снаряда, опрокинулся, превратив ногу принца в откровенное месиво, которое к вечеру посерело и раздулось. Объяснять Эеншарду, почему его брату в итоге отрезали эту раненую ногу, не было нужды. Он и без лекарей знал, что при таких проблемах его брат просто умер бы там, в лагере на территории Фрета, среди сотен эштарских солдат, погибших во время этой атаки.

Одного не понимал Эеншард: почему Эймар оказался на линии огня. Артас просто не мог отправить его туда. Артас любил брата и не стал бы рисковать его головой без особой нужды.

Что-то странное произошло тогда под Крифром в его отсутствие, но он не мог понять, что, просто потому что не мог поговорить ни с Артасом, ни с Эрастом. Зато ничто не мешало ему подняться в большой зал северного крыла. Это было их тайное место в далеком детстве. Еще мальчишками они с Шардаром выпросили эту большую комнату, чтобы превратить ее в большую карту. Начав вдвоем, они позже привлекли к работе Артаса, и уже втроем завершили свою главную залу.

Зайдя сюда, Эеншард замер у двери. Он не был здесь давно, но не мог без волнения пройти по раскрашенному полу. Краска местами потрескалась, кое-где облупилась, но синие моря и океаны все равно остались синими.

Мужчина прошагал от севера к югу, минуя Авелон, и замер на Белом море, глядя на раскрашенный рельеф континента. Эшхарат обозначался одной белой башней на берегу, за ним гора Ликаст, успевшая треснуть, на ней зеленые долины, потом снова горы, раскрашенные белым.

Осмотрев континент, он тут же сел на пол, поднимая с пола деревянный фрегат с красивыми шелковыми парусами.

Когда-то давно они с Шардаром устраивали здесь настоящие битвы, используя различные обозначения. Где-то все еще хранился целый сундук из деревянных кораблей, башен, коней, катапульт и солдат, но это был особый корабль. Его сделал сам Шардар, специально для Артаса. Когда его трехлетним мальчишкой забрали от матери, он все время плакал. Чтобы его хоть немного утешить, Шардар вырезал из дерева этот корабль и даже украл где-то кусок расписанного алым узором белого шелка для парусов. За этот лоскут ткани его явно выпороли, но старший так ни в чем и не признался даже Эеншарду, зато улыбался, когда маленький мальчик, взяв кораблик, огромными глазами стал рассматривать мачты и паруса.

Наверно, еще тогда в Артасе зародилась любовь к флоту и морю.

Эеншард горько улыбнулся и прикрыл глаза.

Зайдя в комнату, Эйншард замер, глядя на младшего брата.

Девятилетний Артас сидел на полу, держа в руках резной фрегат и глядя сквозь его мачты на башню по имени Эшхарат, беззвучно плакал.

– Я уезжаю на фронт, - коротко сообщил Эеншард. – Отец дал свое разрешение.

Артас всхлипнул, поставил корабль на пол, словно возвращая его в порт Эшхарата, медленно встал и посмотрел на Эеншарда большими мокрыми от слез глазами.

– Ты бросаешь меня? – спросил он.

– Нет, просто…

Эеншард не мог сказать, что после смерти Шардара просто не может ни на минуту здесь оставаться, что его трясет от гнева и боли, что если он не уедет прямо сейчас, то станет следующим, кто просто умрет. Артас же был слишком мал. Он просто отвернулся.

– Уезжай, - сказал он, зная, что где-то там уже подрастает его младший брат, Эраст.

Скоро его заберут у матери, и он окажется здесь, в опустевшем северном крыле.

Эеншард смотрел на корабль, на башню и понимал, что, бросив тогда Артаса, навсегда потерял прежнее доверие.

– Ваше Высочество, - с опаской обратился к Эеншарду мальчик-слуга, тихо зашедший в комнату.

Ребенок явно понимал, что откровенно достает своего Господина в последнее время, но ничего не мог изменить, с волнением наблюдая, как Эеншард неспешно поднимает на него глаза.