Звери в тумане
Шрифт:
Следует затянувшееся молчание, при этом Габриелла не прекращает пристально смотреть на Палому, которая старательно прячет глаза.
— Неправда, я солгала. С Франческо нет, но… у меня случилось это с одним человеком… Я не думала, что сегодня вечером буду способна на такое. Но я это сделала. И я счастлива, что сделала это.
— Он отец ребенка.
— Ну что ты говоришь, это случилось сегодня…
— Это он.
— Прошу тебя, не настаивай. Зачем ты это делаешь? Хочешь
— Ничего не поделаешь. Не открывается, даже если из пушки по ней стрелять. А на окне решетка. Черт побери эту сломанную ступеньку, чуть не слетел вниз… не хватало еще умереть сегодня вечером. Как бы то ни было, эта Эльвира лишилась места, я тебя сразу предупреждаю. Потом упрашивай меня, не хочу знать, есть у нее семья или нет… ты что, опять плачешь? Опять плачет.
— Я спускаюсь.
— Что ты делаешь? Иди сюда, Палома… там сыро… Пусть идет. Она совершеннолетняя, пусть делает, что хочет.
Инженер Фуми, который только присел, бросает взгляд на Габриеллу, как будто ищет ее поддержки. Девушка рассеянно смотрит в туман, поглощенная мыслью, которую инженер Фуми не пытается разгадать. Единственное, что его интересует, собирается ли она спуститься или останется в этой неожиданной близости с ним. Удостоверившись, что она не спускается, он сделает еще одну попытку завязать разговор, но потом замолкает, в ожидании, когда ночь сделает решительный шаг вперед.
— Прохладно, да? Который у нас час? Ничего себе… Хорошо бы чем-нибудь погреться. Может, виски осталось во фляжке. Ты хочешь?
— Не с тобой.
— Почему?
— Ты мне противен.
— Но мы же даже не знакомы…
— Мне довольно того, что я чувствую, не хочу больше ничего знать. Мне достаточно видеть у тебя на плече ружье.
— Ты уже второй человек, который оскорбляет меня сегодня. Между прочим, это мой дом.
— Я не верю в собственность.
— Главное, чтобы нотариусы в нее верили. В того, другого, я чуть не всадил пулю… что ты делаешь, спускаешься?
— Отодвигаюсь. Здесь проходит невидимая линия.
— Ночь длинная.
— Не заходи за нее, не то я закричу.
10. Телепередача
— А-а-а-аа… помогите… ублюдки… помогите нам…
Что-то подобное, а может быть, именно это должен был кричать Альфонсо, но его крик никто не услышал, потому что шествие так и не появилось. Неподвижный, сырой и безмолвный пейзаж, невидимый за прожекторами, и сцена, которая пробрела призрачный вид: три тени деревянных досок, скрещенных в пустоте, три скрюченных тела, три страдающих лица. У Обы закрыты глаза и сжаты челюсти, у юноши расширены ноздри, его лоб стал фиолетовым от тернового венца, кричавший Альфонсо очень бледен, и, очевидно, страдает больше других. Если бы не густой туман, мы разглядели бы, что при каждом выдохе у рта троих мужчин образуются облачка пара. Если бы мы могли измерить количество пара и частоту появления облачков, то поняли бы, что все трое дышат очень тяжело. Поэтому паузы в разговоре довольно часты. Каждый раз диалог возобновляет Альфонсо.
Альфонсо: Задыха… юсь.
— Пить хочу…
…
— Ты меня… достал… Если я сдохну сегодня ночью, а я, скорее всего, сдохну… рядом с таким, как ты… С этим барабаном… зачем ты шатался… с этим поганым барабаном?
— Чтобы спасти… зверей.
— Что… какое тебе дело до зверей? У нас своих проблем… хватает… а этот о зверях думает…
— Ты тоже зверь…
— И потом всегда… этот тон профессорский… чертов… ну что, можешь мне сказать, как отсюда слезть… Ты профессор или нет?
— Учитель начальной школы.
— Учителя-профессора… я вас ненавижу… как класс… Я начальную школу не закончил… а ума у меня больше, чем у всех вас…
— Чего… ты хочешь от меня?
— Объясни мне, почему они не пришли… Назови причину… давай, раз ты все знаешь… чтобы я понял… почему нас кинули…
….
— Проклятая потаскуха, потаскуха, потаскуха… я все понял… про то, что центр перекрыли, мне сказал сообщник… Черт, теперь все ясно… он был одним из них… это была шутка… чтобы посмотреть, как мы поведем себя… Это передача… всего лишь телевидение… чтобы людей насмешить… Там, сзади, телекамера… религиозное шествие… черта с два… все продумано… они установили оборудование за прожекторами… Где-то и режиссер… тут недалеко… И за всем этим… есть разум, который организует… высший разум…
— Ты бредишь…
— Вот сейчас… через минуту… раз уж я их раскусил… все выйдут и скажут спасибо, мол… угостят нас выпивкой… тихо… ты чувствуешь этот запах… похоже на запах пшеничной лепешки… дадут нам выпить… может быть даже шампанское… такие на вине не экономят… и окажется… Альфонсо вас расколол… и все закончилось…
….
— Нет… Им все мало… хотят дожать… у них приказ… режиссера… эй, друзья… мы больше не можем… Мы устали… я лично дышать не могу… Ты слышишь? Я их насмешил… Слышишь, как они насмехаются?
— Я ничего не слышу.
— Давайте, выходите… Холодно… я ног и рук не чувствую… они больше с телом не связаны… и нервы тоже… на пределе. Давай, учитель, скажи им и ты.
— Послушай… здесь никого нет.
— Оба, открой глаза… Этот из Африки приехал… первый день здесь… и сразу на телевидение попал… Открой глаза, придурок… не спи… знаешь, сколько времени Ронни понадобилось, чтобы попасть на телевидение? Сколько задниц… мне пришлось облизать ради него? Привет, Ронни, видишь, Альфонсо снова при деле… И сколько же у них телекамер?
— Ты говоришь в пустоту.
— Ты совсем ничего не понимаешь… Они даже подошли поближе… если ты помолчишь… то услышишь их дыхание… У тебя, учитель, умишко маленький… Не понимаешь, что если будешь себя так вести… пока будешь себя так вести… пока не выкинешь что-нибудь эдакое… они не отпустят… у них приказ… им надо продолжать… тебя снимают… ты в эфире… Давай, поприветствуй их… скажи что-нибудь… дай знак, что ты все понял… чтобы они могли закончить… Ну, чего же ты ждешь?
— Жду, когда ты прекратишь.