Звери в тумане
Шрифт:
— Я чувствовала.
— Что это такое?
— Я готовлю спектакль для сегодняшнего вечера. Будет Песня Магдалины, ты знал?
— Нет.
— Ты как будто живешь в другом мире. Все время в лесу с этим барабаном…
— Это малый барабан.
— Ты это делаешь для зверей или против охотников?
— Потому что мне этого хочется. А ты кто, организатор?
— Сценограф.
— А-а-а….
— Это я придумала сцену. Немного в стиле средневековых тайн, но оригинально. Никто такого не ожидает. Это будет сногсшибательный сюрприз. Сегодня ночью. Ты придешь?
— Не думаю.
— Что с тобой?
— Ничего, а что?
— Ты какой-то странный….
— Это
— Ну да, туман… как будто я тебя не знаю…
— Я, наверно, заблудился.
С креста раздается голос Альфонсо, и дальше разговор продолжается втроем.
— Эй, красотка! Почему бы тебе ему не предложить?
— Что?
— Слушай, друг, мне кажется, у тебя дела не очень хороши. Немного денег всегда пригодятся. Я сам их тебе их передам. Все я тебе отдать не могу, ты ведь в монтаже не участвовал…
— Что он говорит?
— Ничего. Третий не явился… я собиралась ехать за ним в город. Мы сильно опаздываем и….
— Это должен сделать я?
— Положение не самое удобное, но она говорит, что это ненадолго.
— Я должен быть Иисусом?
— Для факельного шествия.
— Но я атеист.
— Ну и что? Этот вообще мусульманин.
— Почему я должен быть Иисусом, если я не верю?
— Это театр.
— Но я неверующий.
— Важно не во что веришь ты, а во что верят другие.
— Я никогда не делаю веши, в которые не верю.
— Ты бы меня очень выручил.
— В этом нет никакого смысла.
— Сделай это ради меня.
— Попроси что-нибудь другое.
— А может, ты должен сделать это для меня.
— Я?
— Ты больше так и не появился.
— Ты тоже.
— Но есть небольшая разница. Я была в клинике.
— Что?
— Ничего.
— Говори уж. Чего скрывать.
— Я сказала ничего, значит ничего.
— Что я слышу… ты понял, Оба, что эти двое… ну да, зачем я тебе объясняю? Он только о часах и думает. Отдаст она тебе часы, сказал же, что отдаст….
— Туника в фургоне. Одежду тебе принесут в конце.
— Как это принесут, а тебя не будет?
— Я уйду, когда закончу здесь. Могу прийти или не прийти, как мне вздумается.
— Ты говорила, что это твое произведение.
— У меня пропала охота. Давай, переодевайся.
— С тобой все в порядке? Что с тобой?
— Переодевайся.
— А куда я положу барабан?
— Я его возьму.
— Смотри, это самое дорогое, что у меня есть.
— Я отдам тебе его завтра.
Юноша секунду смотрит в глаза Габриеллы, потом отдает ей барабан, палочки и направляется в фургон. Она засовывает барабан в рюкзак, который еле помещается там.
— Вот видишь, Альфонсо попал в точку. Я умею решать проблемы, я свое дело знаю, у меня глаз алмаз, людей в момент просекаю. Ты понял, Оба, ей нравится этот… Тебе нравится, правда? Не спорю, у каждого свой вкус. Но ты видела, как он одет? Тебе такие типы нравятся, которые с барабаном по деревням ходят? Ну, дело твое, потом не жалуйся, если он от тебя отделается. Но зачем он ходит с барабаном по деревням?
— Ты замолчишь или нет?
— А ты все еще сохнешь по нему.
— Тупица.
— Скажи спасибо, что я привязан, а то получила бы ты оплеуху… и плевать мне, что ты девушка. Я был с тобой любезен. Так что ты Альфонсо тупицей не обзывай. К тому же, в присутствии подчиненного.
— Он же языка не знает….
— Он тон понимает. Как собака, ясно тебе? Понимает тон.
— Да, да…
— Смотри у меня, завтра будет новый день.
Появляется босой юноша, завернутый в белую тунику. Габриелла идет ему навстречу, качая головой, как будто говоря: ну ты как всегда, неправильно все одел. На какой-то момент она становится просто девчонкой с нежным, материнским взглядом. Становится ясно, что Альфонсо и правда угадал, юноша ей нравится, она страдает по нему, хоть и знает, что он никогда не будет ей принадлежать. Она развязывает тунику, надевает на него заново, обвязав хорошенько его тело, и снова завязывает двумя узлами на плечах. Пока она это делает, возможно, их глаза встречаются, или же она чувствует запах, который ее волнует, тем не менее, настроение ее снова меняется. Резко развернувшись, она хватает лестницу, прислоняет ее к стоящему в центре кресту, берет за руку юношу и помогает ему подняться. Он, как ребенок, дает себя отвести, морщина на его лице принимает красивую форму, в этот момент он отдается происходящему, и чувствует легкость, которая овладевает его мыслями, успокаивает и развеивает их. Это происходит в один миг, с того момента, когда Габриелла берет его за руку до того, когда он встает на лестницу и начинает подниматься. Устроившись на опоре и подняв руки, он снова чувствует неловкость.
Между тем Габриелла поднимается по лестнице, взяв с собой свои рабочие инструменты. Она крепко привязывает его к кресту и красит ему руки и лицо красной краской.
— Ты заслуживаешь, чтобы тебя гвоздями прибили.
— Что я такого сделал?
— На этот раз ты будешь в подвешенном состоянии.
— Ты все еще сердишься на меня?
— Когда появится факельное шествие, ты подождешь, когда наступит тишина, потом скажешь: Отче, в руки твои предаю дух мой. Закроешь глаза и склонишь голову. Все. Ты запомнил фразу?
— Я уже знал ее.
— Это терновый венец, внизу шипы сглажены, тебе не должно быть больно. Тебе больно?
— Немного.
— Так тебе и надо.
Габриелла работает спокойно, чувствуя близость юноши, его дыхание рядом. Их тела часто соприкасаются, но она избегает смотреть на него. Оба следит за каждым движением девушки. Альфонсо в ярости смотрит прямо перед собой, у юноши потухший взгляд, он как будто отдыхает.
Закончив, Габриелла неожиданно быстро целует его в щеку, как будто прощаясь. Потом спускается, собирает все, что осталось лежать у лестницы. Убирает лестницу, отходит на пару шагов, останавливается на секунду, разглядывая всю сцену, отодвигает прожектор, делает некоторые последние штрихи. Наконец, не говоря ни слова, и не прощаясь, как будто созданная ею сцена, больше ей не принадлежит, исчезает в тумане.
7. В охотничьем домике
Инженер Фуми и Палома какое-то время идут в хмуром молчании. Но туман вместе с ночью и с молчанием создает неустойчивую и взрывоопасную смесь для пары, находящейся под сильным впечатлением от происшедшего. Наконец, Палома спрашивает:
Палома: Тебе холодно?
— Нет. А тебе?
— Нет.
Молчание уступает место разрозненному затрудненному диалогу, который мог бы прекратиться после каждого обмена репликами, но, тем не менее, продолжается с интервалами, оставляющими время для мыслей, заполняющих пустоту и переплетающихся друг с другом.