Зверобой (Художник Г. Брок)
Шрифт:
— Великий дух может смягчить их сердца и не позволит им быть такими кровожадными. Я жила среди гуронов и знаю их. У них есть сердце, и они не забудут своих собственных детей, которые тоже могут попасть в руки делаваров.
— Волк всегда воет; свинья всегда жрет. Они потеряли нескольких воинов, и даже их женщины требуют мести. У бледнолицего глаза, как у орла; он проник взором в сердца мингов и не ждет пощады. Облако окутывает его душу, хоть этого и не видно по его лицу.
Последовала долгая пауза, во время которой Уа-та-Уа украдкой взяла руку вождя, как бы ища его поддержки, хотя не смела поднять глаз на его лицо,
— Что же сделает сын Ункаса? — застенчиво спросила наконец девушка. — Он вождь и уже прославил свое имя в совете, хотя еще так молод. Что подсказывает ему сердце? И повторяет ли голова те слова, которые говорит сердце?
— Что скажет Уа-та-Уа в тот час, когда мой самый близкий друг подвергается такой опасности? Самые маленькие птички поют всего слаще, всегда бывает приятно послушать их песню. В моем сомнении я хочу услышать Лесного Королька. Ее песнь проникает гораздо глубже, чем в ухо.
Девушка почувствовала глубокую признательность, услышав такую похвалу из уст любимого. Другие делавары часто называли девушку Жимолостью Холмов, хотя никогда слова эти не звучали так сладостно, как теперь, когда они вышли из уст Чингачгука. Но он один назвал ее Лесным Корольком и, кроме того, хотел знать ее мнение, а это была величайшая честь. Она стиснула его руку обеими руками и ответила:
— Уа-та-Уа говорит, что ни она, ни Великий Змей никогда не смогут смеяться или спать, не видя во сне гуронов, если Зверобой умрет под томагавками, а друзья ничего не сделают, чтобы спасти его. Она одна пустится в дальний путь и лучше вернется обратно, чем позволит такой темной туче омрачить ее счастье.
— Хорошо! Муж и жена должны иметь одно сердце, должны глядеть на вещи одними глазами и питать в груди одни и те же чувства.
Не станем пересказывать здесь их дальнейшую беседу. Совершенно ясно, что она касалась Зверобоя и надежд на его спасение, но о том, что они решили, сказано будет позднее. Юная чета еще продолжала беседовать, когда солнце поднялось над вершинами сосен и свет ослепительного летнего дня затопил долину, озеро и склоны гор. Как раз в этот миг Зверобой вышел из каюты и поднялся на платформу. Прежде всего он бросил взгляд на безоблачное небо, потом на всю панораму вод и лесов, после чего дружески кивнул обоим друзьям и весело улыбнулся девушке.
— Ну, — сказал он, как всегда, спокойным и приятным голосом, — тот, кто видит, как солнце спускается на западе, и встает достаточно рано поутру, может быть уверен, что снова увидит его на востоке, как оленя, которого обложил охотник. Смею сказать, Уа-та-Уа: ты много раз видела это зрелище, и, однако, тебе никогда не пришло на ум спросить, какая этому может быть причина.
Чингачгук и его невеста с недоумением поглядели на великое светило и затем обменялись взглядом, как бы отыскивая решение внезапно возникшей загадки. Привычка притупляет непосредственность чувства даже там, где речь идет о великих явлениях природы.
Эти простые люди до сих пор еще ни разу не пытались объяснить событие, повторявшееся перед ними ежедневно. Однако теперь внезапно поставленный вопрос поразил их обоих, как новая блестящая гипотеза может поразить ученого.
Чингачгук один решился ответить.
— Бледнолицые всё знают, — сказал он. — Могут они объяснить нам, почему
— Ага, так к этому и сводится вся наука краснокожих? — сказал охотник смеясь; ему было приятно доказать превосходство своего народа, разрешив трудную проблему. — Слушай, Змей, — продолжал он более серьезно и совершенно просто, — это объясняется гораздо легче, чем воображаете вы, индейцы. Хотя нам кажется, будто Солнце путешествует по небу, оно на самом деле не двигается с места, а Земля вертится вокруг него. Всякий может понять это, если встанет, к примеру сказать, на мельничное колесо, когда оно движется: тогда он будет поочередно то видеть небо, то нырять под воду. Во всем этом нет никакой тайны, действует одна только природа. Вся трудность в том, чтобы привести Землю в движение.
— Откуда мой брат знает, что Земля вертится? — спросил индеец. — Может ли он видеть это?
— Ну, признаюсь, это хоть кого собьет с толку, делавар. Много раз я пробовал, и мне это никогда по-настоящему не удавалось. Иногда мне мерещилось, что я могу, но затем опять вынужден был сознаться, что это невозможно. Однако Земля действительно вертится, как говорят все наши люди, и ты должен верить им, потому что они умеют предсказывать затмение и другие чудеса, которые приводят в ужас индейцев.
— Хорошо! Это правда; ни один краснокожий не станет отрицать этого. Когда колесо вертится, глаза мои могут его видеть, но они не видят вращения Земли.
— Это зависит от упрямства наших чувств. Верь только тому, что видишь, говорят они, и множество людей действительно верят только тому, что видят. И, однако, вождь, это совсем не такой хороший довод, как кажется на первый взгляд. Я знаю, ты веришь в Великого духа. И, однако, ручаюсь, ты не смог бы показать, где ты видишь его.
— Чингачгук может видеть Великого духа во всех добрых делах, Злого духа — в злых делах. Великий дух — на озере, в лесу, в облаках, в Уа-та-Уа, в сыне Ункаса, в Таменунде, в Зверобое. Злой дух — в мингах. Но нигде я не могу видеть, как вертится Земля.
— Неудивительно, что тебя прозвали Змеем! В твоих словах всегда видны острый ум и глубокая проницательность. А между тем твой ответ уклоняется от моей мысли. По делам Великого духа ты заключаешь, что он существует. Белые заключают о вращении Земли по тем последствиям, которые происходят от этого вращения. Вот и вся разница. Подробностей я тебе объяснить не могу. Но все бледнолицые убеждены, что так оно и есть.
— Когда солнце поднимется завтра над вершиной этой сосны, где будет мой брат Зверобой? — спросил внезапно делавар.
Охотник встрепенулся и поглядел на своего друга пристально, хотя и без всякой тревоги. Потом знаком велел ему следовать за собой в ковчег, чтобы обсудить этот предмет вдали от тех, чьи чувства, как он боялся, могли одержать верх над рассудком. Здесь он остановился и продолжал беседу в более конфиденциальном тоне.
— Не совсем осторожно с твоей стороны, Змей, — начал он, — спрашивать меня об этом в присутствии Уа-та-Уа. Да и белые девушки могли нас услышать. Ты поступил неосторожно, вопреки всем твоим обычаям. Ну, ничего. Уа, кажется, не поняла, а остальные не услышали… Легче задать этот вопрос, чем ответить на него. Ни один смертный не может сказать, где он будет, когда завтра подымется солнце. Я задам тебе тот же вопрос, Змей, и хочу послушать, что ты ответишь.