Звезда бегущая
Шрифт:
— Это не Савин? — спросила она у Лидии, против воли наклоняясь к ней.
— Савин, — с удовольствием ответила та.
Ага, вот он какой. Савин полгода назад пришел работать в то же бюро, в котором работала Ириша с Масловым, а кончал институт и четыре года после института жил в Москве, — Наташа уже несколько раз слышала о нем, он должен был прийти на прошлые вечера, но почему-то не приходил.
Наконец все расселись. Парамонов, картинно склонив голову к плечу, с вытянутой над столом рюмкой, дождался тишины и, потомив всех долгое мгновение ожиданием тоста, сказал густым
— Поехали!
И тут же первым стал пить.
Все зашумели, засмеялись, закричали — кто протестующе, кто одобрительно — и тоже стали пить и лезть с вилками к тарелкам, брать колбасу, сыр, порезанные пополам и залитые майонезом яйца: еды Ириша никогда не готовила, она бы просто денежно не осилила кормить-поить всякую субботу по десять-двенадцать человек, каждый приносил с собой, что полагал нужным.
— Боря, а что ты скажешь об этой идее — «дышите реже»? — спросил Парамонова Маслов. — Ты специалист по таким вопросам, что ты скажешь?
— Это трактат такой ходит, лекция Бутейко? — вскинулась со встречным вопросом Света.
— Первый раз слышу об этом, — склонил голову к плечу Парамонов. — Это что такое? Интересно?
— У нас врач один по этой системе от астмы вылечился, — сказала Лидия.
— Астма астмой, а давайте-ка еще по одной, а? — наливая вино в рюмки, предложил Столодаров.
В. Наташину рюмку тоже забулькало, она посмотрела, кто это, — это был Савин, теперь она увидела его лицо в фас, и оно поразило ее своими глазами: ярко, до ощущения света, исходящего от них, серыми, и с выражением мрачности.
Он заметил ее взгляд, поднял на нее глаза, и какое-то время они смотрели друг на друга.
— Арсений! Это моя сестра, Наташа, я вас не познакомила! — крикнула с другого края стола Ириша.
— Арсений, очень рад, — не наклоняя головы, но теперь улыбнувшись, сказал Савин, и улыбка у него оказалась хотя и снисходительной, но приятной.
— Наташа, — пожала плечами Наташа, обозначая тем самым, что сознает нелепость повторения имени, коли Ириша уже назвала ее, но что ж поделаешь: положено.
— Я вас, если позволите, так и буду — Наташей, — сказал он. — А то Натанька — это ужасно. Натанька — Натанька… Ужасно. Сами Вы не слышите? Я бы на вашем месте не разрешил себя называть так.
«Господи, ведь верно… — удивляясь тому, что никогда не чувствовала этого, подумала Наташа. — Натанька… Натанька… действительно, как ужасно».
— Я привыкла, — сказала она вслух. — Можно и Наташей, конечно.
— Меня в детстве называли Ариком, — полуповернувшись к Наташе, но снова глядя куда-то в стол и крутя рюмку между пальцами, сказал он. — Так что, выходит, у нас с вами много, Наташа, схожего.
И опять улыбнулся, поднял на нее глаза, яркие до ощущения света в них, и ей показалось, будто они втягивают ее в себя, мягко охватывают со всех сторон и неудержимо влекут…
«Ужасно милый, ужасно», — ничего не отвечая ему, подумала Наташа.
Минут через двадцать кто-то включил проигрыватель, громко ударивший по барабанным перепонкам ревом электроинструментов, тут же, один за другим, все начали вставать из-за стола; кто доставая сигареты и отправляясь на кухню курить, кто начиная танцы, — за столом у Ириши почти никогда долго не сидели, только вначале.
Наташа встала, покурила на кухне в компании Столодарова, Парамонова и Светы с Оксаной, тоже школьной подругой Ириши, как и она, уже бывшей замужем и разошедшейся. Света со Столодаровым, как всегда, знали уйму свежих анекдотов — у Наташи даже заболел от смеха живот. Потом она пошла со Столодаровым в комнату и стала танцевать, он, утишая свой большой голос, принялся как бы в шутку выговаривать ей за то, что она не села с ним, называя ее при этом Натанькой, и Наташу это обращение раздражало. После Столодарова она танцевала и с Масловым, и с Парамоновым, и с Богомазовым, и со светловолосым, молчаливым, с постоянной приятной, благожелательной улыбкой парнем прибалтийского типа, с которым пришла Света, и все время ей хотелось, чтобы ее пригласил Савин, но он не танцевал, сидел, ни разу не выбравшись из-за стола, с зажатой в ладони пустой рюмкой, смотрел на танцующих, перекидывался с кем-нибудь фразой-другой и снова смотрел.
Через некоторое время, как это опять же обычно водилось, проигрыватель выключили, из угла за диваном извлекли гитару, и Богомазов, подкрутив колки и побренчав по струнам, стал петь своим слабеньким, но приятным баритоном современные фольклорные песни — про художника, нарисовавшего свой портрет синей краской, повесившего его на стену, а потом поменявшегося с ним местами, про то, как мы в Америку придем и им дворцов культуры понастроим, про несчастную любовь одиннадцати тринадцатых к девяти одиннадцатым, потому что их общий знаменатель был слишком велик для их маленькой любви… Когда голос у Богомазова начал срываться, гитару взял Парамонов, попробовал тоже петь, картинно склоняя голову к плечу, но голоса у него не было, он путался в струнах, и ему не дали играть, отобрали гитару, а в центр круга, который сам собою образовался между диваном и столом, кто-то — кажется, Столодаров, Наташа не заметила точно — бросил, крутанув, пустую бутылку.
— В «бутылочку»! Ну, это гениально! Прекраснейшее занятие! — закричали, захохотали, загалдели кругом и возбужденно, уже в азарте предвкушения игры, стали сдвигаться на стульях теснее к дивану, сдвинулись, и Света, прорвавшись через другие руки, крутанула бутылку.
Выпало на Иришу.
— Э, холостой ход! Это неинтересно! Заново, заново! — снова загалдели кругом, Света с Иришей приподнялись со своих мест, потянулись друг к другу, звучно поцеловались, вытянув друг к другу губы, засмеялись, и Ириша, сев, крутанула бутылку.
— Есть! — закричали вокруг Наташи.
Бутылка показывала горлышком на пришедшего со Светой прибалтийца.
— Выходить или как? — подбочениваясь, спросила Ириша.
— Выходить — и никаких разговоров, иначе смысла нет! — Парамонов, сидевший рядом с прибалтийцем, толкнул его со стула ладонью и завладел бутылкой. — На кого выпадет — тому и суженой быть.
Савин, все так же сидевший за столом и не принявший участия в игре, встал и, обходя образовавшийся круг, молча пошел из комнаты. Щелкнула замком, открываясь, входная дверь.