Звезда бегущая
Шрифт:
Наташа отвела занавеску и посмотрела в окно. За ним была темнота, и в этой темноте горели кругом сотни других окон. Город праздновал наступление нового года, нового счастья.
— Пойдемте, Коля, — сказала Наташа. — Вы мне будете рассказывать о своих кристаллах. Как вы их выращиваете и с чем потом едите.
Они прошли в прихожую, оделись, стараясь не шуметь, и, выходя, постарались как можно тише хлопнуть дверью.
Ночь была морозная, с высоким звездным небом, наполненная сотнями близких и дальних звуков: музыкой, голосами людей, песнями,
— Так рассказывать тебе, Натанька, о моих кристаллах? — спросил Столодаров, пытаясь обнять Наташу.
— Нет, Коля, — отстраняясь, сказала Наташа. — Вы уже вполне достаточно как-то рассказывали о них.
В тот раз, когда Столодаров провожал ее до дому, всю дорогу он рассказывал ей о своей работе и уговаривал, выбирая профессию, остановить свой выбор на химии.
— Мы можем вообще заняться чем-нибудь другим, — беря ее под руку, останавливая и разворачивая к себе, сказал Столодаров.
— Ой, Коля! Ну, пожалуйста, — Наташа высвободила руку и укоряюще посмотрела на него. — Не надо со мной так. Вы взрослый человек, а я еще совсем маленькая. Расскажите мне действительно о чем-нибудь, расширьте мой кругозор.
Она пошла дальше по тротуару, Столодаров догнал ее и снова взял под руку.
— Вся в сестричку, вся, вылитая, — в восхищении сказал он, шагая рядом, и черные лохматые брови его тоже восхищенно двигались. — Та такая же: голой рукой не возьмешь.
— А и не надо брать, — как можно равнодушнее сказала Наташа. Ей было приятно сравнение с Иришей. — Зачем же брать, что вам не принадлежит.
Столодаров захмыкал:
— А кому же оно принадлежит?
— Вы о чем? — Сердце у Наташи обмерло. — Вы можете яснее, Коля?
— Яснее… Хм… Яснее… — Столодаров искоса заглянул Наташе в лицо. — У тебя что, — спросил он затем, — в самом деле роман с Савиным?
Сердце у Наташи заколотилось, будто сорвалось со своего места, будто побежало, побежало, силясь уйти, скрыться, спрятаться от кого-то.
— Это откуда вы взяли? — напряженным, обрывающимся голосом спросила она.
— Говорят.
— А сейчас про нас с вами говорят: хлопнули дверью — и исчезли куда-то.
Мимо них прошла подвыпившая компания парней и девушек человек в десять, один из парней нес в руках переносной магнитофон, и Наташу со Столодаровым на мгновение охлестнула волна жестяной, дребезжащей, громкой музыки.
— Так отрицаете, Натанька? — спросил Столодаров, когда компания со своей оглушающей музыкой отошла от них.
— Ой, бога ради, перестаньте. — Наташа высвободила свою руку из его. — Вы для этого меня позвали гулять — портить мне настроение? Расскажите лучше анекдот. Это у вас хорошо выходит.
Столодаров захохотал:
— Та-ак-с! Ладно… Замнем для ясности. Анекдот, значит?
Он рассказал Наташе подряд анекдотов десять, ни одного Наташа не знала и, как всегда, когда слушала Столодарова, досмеялась до того, что заболел живот.
— Ну вот, Столодаров, — сказала она, — можете же вы быть прелестью, когда захотите.
— Прелестью. Хм… Когда захочу… — двигая из стороны в сторону своей тяжелой челюстью, проговорил он. — Вся в сестричку, вся, вылитая…
За освещенными окнами в домах двигались человеческие фигуры, танцевали, курили, из открытых форточек выплескивалась в морозную заснеженную темноту музыка.
Когда Наташа со Столодаровым вернулись, за столом уже никто не сидел, проигрыватель был включен на полную мощность и в комнате танцевали. Все было так, как обычно по субботам, только сегодня была не суббота и стояла ночь.
В кухне, на табуретках у окна, сидели Ириша с Масловым. Ириша курила, а Маслов, перегнувшись в пояснице, раскачивался из стороны в сторону и говорил что-то, из коридора не слышно было что, доносилось одно только неясное глухое: «Бу-бу-бу-бу…»
— Не помешаю? — вошла к ним Наташа.
Ириша взглянула на нее с неуверенной затаенной улыбкой, Маслов повернул голову, посмотрел невидяще и махнул рукой:
— О-один черт…
«Погоди, не говори ничего», — приложив палец к губам, глазами сказала Наташе сестра.
— Я не удержался, да, не удержался… за это меня извини… ну, — проговорил Маслов, раскачиваясь из стороны в сторону, и было видно, что фразу эту повторяет он в сотый, может быть, уже раз. — Мне надо уйти от нее… мне надо, я сам знаю… я пробовал… но я не в состоянии! — Он закрыл лицо руками, с силой провел по нему ладонями, будто хотел размять его, и, шумно вздохнув, отнял руки. — Я не в состоянии!.. Она так красива, Ириш… с ума сойти, как красива!.. Мне только красивая женщина нужна, только красивая… понимаешь? Я снова женюсь на такой же… и снова она будет мне изменять. Шило на мыло… Говорят же ведь, а… кто это сказал? Красивая женщина — как интересная книжка… всегда потрепана…
— Ну, Алик, — сдерживая улыбку, взглянув на Наташу и подмигнув ей, сказала Ириша. — Если интересная, то тогда терпи.
— Я терплю! Я терплю!.. — снова закрывая лицо руками, сдавленным голосом сказал Маслов. — Мне только тяжело… мне тяжело, ты пойми… потому и не удержался, да… за это меня извини…
— Я извиняю, извиняю, она ведь сама первая. Все, успокойся, хватит, — похлопала Ириша Маслова по колену. — Хватит, все.
Дверь ванной раскрылась, отлетела до упора и, с глухим стуком отскочив от стены, ударила вышедшего из ванной Савина по плечу.
— Са-амбистка… а! — пробормотал он, захлопывая дверь и потирая ушибленное плечо. Волосы у него были мокрые, с них капало, и свитер на плечах и груди тоже намок. — Ната-ашенька! — увидел он Наташу, прошел на кухню, обнял ее, тут же отпустил и плюхнулся на табуретку. — Ири-ишка! — поглядел он на Ирину и перевел пьяный, мучающийся взгляд снова на Наташу. — Освежался, — показал он рукой на мокрую голову. — Сколько времени? Транспорт еще не пошел?
— Я терплю!.. — мычащим голосом проговорил сквозь прижатые к лицу ладони Маслов. — Терплю…