Звезда цесаревны. Борьба у престола
Шрифт:
— О, Густав, Густав! — в отчаянии воскликнул Бирон. — Ты погубил меня! Зачем, зачем я послушал тебя! Может быть, действительно этот проклятый старик сошёл сума!.. Или нарочно хотел заманить меня сюда, чтобы выдать князю Долгорукому!..
Бирон схватился за голову и как помешанный забегал по комнате. Густав глядел на него с холодной усмешкой.
— Ты опять обращаешься в бабу, Эрнст, — сухо сказал он. — Я говорю тебе, что только один Остерман мог придумать то, что придумал он. Неужели ты думаешь, что мой прекрасный брат что-нибудь понимает? Это не его ремесло, — презрительно добавил он. —
XXIII
Рано утром Макшеев явился с рапортом к фельдмаршалу Михаилу Михайловичу. Фельдмаршал внимательно выслушал его, и по его грозно сдвинутым бровям Макшеев понял, что он недоволен приездом таких гостей.
Фельдмаршал поблагодарил его и отпустил. Макшеев радостно помчался домой, мечтая о тёплой постели. А Михаил Михайлович поспешил в Верховный Совет на очередное заседание.
В то же утро Густав Левенвольде посетил Остермана. По обыкновению, ему сказали, что вице-канцлер серьёзно болен и никого не принимает. Его встретил Розенберг. Но Густав попросил передать барону несколько слов, которые тут же написал на клочке бумаги. Эти несколько слав были: «Густав просит господина барона принять его».
Розенберг был немало удивлён, когда Остерман с не? обычным оживлением, бодрым и энергичным голосом приказал немедленно проводить в кабинет гостя. Свидание наедине продолжалось часа два. Розенберг был удалён.
Густав уехал, как всегда, внешне спокойный и холодный, а Остерман после его ухода позвал Розенберга и жену и заявил, что ему хуже. Его уложили в постель. Старик стонал при каждом движении и казался совсем умирающим.
Во дворце был назначен малый приём. Императрица знакомилась со своими подданными. Приехавшие в Москву чины генералитета, богатые помещики, вице-президенты коллегий добивались чести быть ей представленными.
Как обер-гофмаршал, Рейнгольд накануне докладывал ей список лиц, всеподданнейше ходатайствующих об аудиенции.
Императрица равнодушно проглядывала список. Но вдруг её апатичное, вялое лицо оживилось.
— Граф, — воскликнула она. — Что ж ты молчал! Приехали твой брат, барон Оттомар, граф Кройц. Когда они приехали?
— Сегодня утром у меня был брат, — ответил Рейнгольд. — Он приехал во главе депутации ландратов принести вашему величеству всеподданнейшие поздравления с восшествием на прародительский престол и ходатайствовать о подтверждении лифляндских привилегий.
Императрица взволнованно встала с места. Тысячи воспоминаний теснились в её сердце.
— Конечно, — воскликнула она, — я завтра приму их. Скажи своему брату, что он — желанный гость. Он приехал оттуда… Что там? Как живут там мои друзья? — в волнении говорила Анна.
— Ваши курляндские подданные, радуясь вашему великому жребию, ваше величество, оплакивают свою участь, так как лишены счастья лицезреть вас, — ответил Рейнгольд.
— Завтра, завтра, — повторяла Анна, глубоко взволнованная. — Пусть депутация непременно будет завтра. Я хочу скорее видеть их…
Рейнгольд поклонился.
Анна сидела в тронном кресле. У ступеней трона стояли её фрейлины и статс-дамы. По бокам тронного возвышения поместился почётный караул в составе кавалергардов и нескольких офицеров лейб-регимента, среди которых был вновь назначенный в полк Артур Вессендорф.
Депутация медленно приблизилась к трону.
Юлиана не знала, что сегодня увидит своего отца. Старый барон не мог известить её о своём приезде, а другим не было дела до маленькой Юлианы. Она чуть не вскрикнула, когда вдруг узнала высокую фигуру отца. Она сделала движение броситься к отцу, но Адель вовремя схватила её за руку.
— Я счастлива видеть при нашем дворе моих друзей, — раздался взволнованный голос императрицы.
Члены депутации низко поклонились, и Густав своим ровным, спокойным голосом ответил:
— Мы прибыли, всемилостивейшая государыня, повергнуть к подножию вашего трона чувства преданности, одушевляющей вашу Курляндию, и просить милостивого внимания вашего величества…
И Густав изложил ей ходатайство ландратов. Императрица поблагодарила депутацию за приветствие и прибавила:
— Всё будет сделано по вашему желанию.
Она милостиво протянула руку. Поднявшись на ступени трона, Густав преклонил колено и поцеловал руку императрицы.
Рейнгольд наблюдал за братом и императрицей и думал:
«Какая ловкая бестия Густав, как он спокоен, как рада императрица! Она, очевидно, сгорает нетерпением получить сведения о её возлюбленном Бироне… Что-то будет дальше?»
Действительно, Анна имела наготове тысячу вопросов, но не могла предложить их сейчас. Приказать Густаву явиться к ней после общей аудиенции она боялась. Она боялась недовольства Василия Лукича и других членов Совета, не желавших, чтобы она поддерживала сношения со своим прежним двором. Её взгляд упал на взволнованное личико Юлианы, и её осенила мысль.
— Барон, — обратилась она к Оттомару. — Я вижу ваше отцовское нетерпение, я разрешаю вам обнять вашу дочь.
Старый барон покраснел, а Юлиана сделала ему шаг навстречу.
Не давая воли своему сердцу, барон сдержанно поцеловал дочь и глубоко поклонился императрице.
— Вы сегодня же можете навестить свою дочь, — милостиво произнесла императрица.
Это был способ получить все желаемые сведения. Кроме того, императрица чего-то смутно ждала. Ей казалось, что умный и дальновидный Густав недаром, не просто как депутат приехал сюда.
По окончании аудиенции барон, пользуясь разрешением императрицы, прошёл к дочери через целый лабиринт дворцовых зал и коридоров. Он очень нежно и заботливо расспрашивал Юлиану об её жизни и здоровье, обратил внимание на то, что она похудела и побледнела, но Юлиана успокоила его, сказав, что она очень устала; она всё время при императрице, а теперь каждый день даются такие же, как сегодня, аудиенции. И скучно и утомительно, так как приходится подолгу стоять.
Барон, успокоившись насчёт дочери, видимо, был занят какой-то мыслью. Он с любопытством осматривал покои фрейлин. Юлиана повела его по всем комнатам.