Звезда Егорова
Шрифт:
Егоров назвал себя и представил Григория Мыльникова.
Мужчина, услышав русские фамилии, приветливо улыбнулся.
— Ладно, мы теперь вышли из подполья, и я могу нашим русским друзьям назвать свою настоящую фамилию. — Он рассмеялся. — Гусак.
С Егоровым и Мыльниковым поздоровались и спутники Гусака, члены Словацкого национального совета.
— Разрешите сесть, господин главнокомандующий? — шутливо обратился Гусак к хозяину кабинета.
Подполковник смутился.
— Да, да, разумеется…
Гусак, устраиваясь в кресле, вытянул усталые ноги.
— Еле выскочили. Братислава уже
Егоров с удивлением глядел на этого энергичного человека, только что вырвавшегося из рук врага, предельно усталого, но заряженного огромной энергией.
— После шести лет фашистского мрака и террора эти флаги, открыто взметнувшиеся над головами людей, символичны. Это начало нового этапа, нового века в истории словацкого народа! Ну что же, господин командующий, — обратился Гусак к Голиану, — докладывайте свои беды Словацкому национальному совету. Кажется, вы немало успели со своими лондонскими консультантами.
Голиан возмущенно дернул головой и стал оправдываться. Лондонское правительство пользуется международным признанием и поддержкой всех союзных государств. Поэтому он не вправе отказываться от сотрудничества с его представителями. Лондон приказал ему вытребовать сюда Виеста и переименовать повстанческую армию, включив ее в состав чехословацкого войска. Лондон назначил Виеста командующим Первой чехословацкой армией, поэтому Голиан и объявил о восстании от имени генерала Виеста. В заключение Голиан признался, что его окончательно запутали разноречивые указания Бенеша и Словацкого национального совета.
Гусак решительно прервал жалобы Голиана:
— Нельзя сидеть сразу на двух стульях. Можно быстро оказаться на полу. Восстание готовили коммунисты и Словацкий национальный совет, а объявлено оно от имени Виеста, — значит, от имени лондонского правительства Бенеша, и к нему все больше примазываются разные господа из Лондона. — Гусак сердито посмотрел на советников Голиана. — Если господин Голиан не желает сотрудничать с Национальным советом, то Компартия Словакии вместе с партизанами и повстанческим войском пойдет своей дорогой. И тогда вы увидите, где настоящая сила. — Гусак подошел к окну. — Господи, да не будьте же вы слепым, посмотрите хотя бы в окно! Разве вы не видите множество вооруженных людей и красные флаги над ними? Это же наша армия, господин Голиан! Вы целыми днями сидите со своими советниками из Лондона и прикидываете, какую же власть провозгласить на освобожденной территории, а военные дела забросили. Мы много видели, пока доехали сюда из Братиславы, но хотелось бы от вас, командующего, услышать, как обстоят дела на повстанческих фронтах.
Голиан придвинул к себе листки с донесениями и сводками. Военное положение ему казалось мрачным.
— В выполнении вашего приказа мы убедились, когда попали в Трнаве в руки немцев, — заметил Гусак.
Кровь прилила к лицу Голиана, но он продолжал докладывать своим скрипучим голосом, что сегодня утром гитлеровцы, наступающие из Венгрии, начали окружение бездействующих частей Восточнословацкого корпуса. Штаб корпуса в Прешове захвачен немцами вместе с его командующим генералом Маларом.
— Он же вчера еще был в Братиславе?
— Сегодня утром вернулся в Прешов — и прямо в руки немцев… Немцы потребовали, чтобы корпус сложил оружие. Командир второй дивизии полковник Татарко подчинился и отдал приказ о сдаче оружия. Командир первой дивизии Маркус принял решение о сопротивлении и отходе на повстанческую территорию. Где он, неизвестно — связь с корпусом прервана.
— Да-а, — протянул Гусак. — Потеря двух восточнословацких дивизий — это, можно сказать, самый тяжелый удар по восстанию. Все ваши обещания и упования на корпус и его офицеров, как и на братиславский гарнизон, господин Голиан, оказались блефом! Ну, что еще?
Голиан помедлил и сообщил членам Словацкого национального совета последнюю новость: он отдал приказ об оставлении Тренчина, Нове-Места и об отходе от реки на восток.
— Зачем вы это делаете? — с болью спросил Гусак.
Голиан нервно отбивал пальцами дробь на столе.
— Не хватает сил сдерживать напор противника, и мы вынуждены сокращать фронт обороны, — наконец выдавил он.
— Где же вы собираетесь остановиться?
Голиан оживился.
— Мы организуем непреодолимую оборону в треугольнике Банска-Бистрица — Зволен — Брезно. Это будет треугольник словацкого упорства и патриотизма. Здесь мы продержимся до прихода союзников.
— Это треугольник вашей военной и организационной слабости, господин командующий! — бросил Гусак. — Вы отдали инициативу врагу и не используете партизан в оборонительных боях.
Голиан с недовольством посмотрел на Егорова и Мыльникова, невольных свидетелей этого разговора.
— Но мы же рассчитывали на армию, — защищался он. — На освобожденной территории должна быть только регулярная армия. Партизанам место в тылу врага.
— Господин Голиан, как только армия будет настолько сильна, что сможет защитить освобожденную территорию, мы перебросим партизанские отряды в тыл врага. — Гусак обратился к Егорову: — Где ваша бригада, товарищ Егоров?
Егоров встал.
— Здесь, в Банска-Бистрице, ожидает приказа. Один батальон в бою под Жилиной.
— Можете ли вы быстро перебросить бригаду под Телгарт и Грановницу, чтобы там помочь частям первой дивизии Маркуса?
— Мы готовы выступить в любую минуту, товарищ Гусак. Часть батальонов посадим на автомашины, а остальных перебросим по железной дороге. Были бы только вагоны.
ГРОЗЫ НАД ТАТРАМИ