Звезда Егорова
Шрифт:
В штабе партизанского движения Егорова и Подгору встретил плотный, похожий на цыгана, коренастый бородач в советской военной форме.
— Полковник Асмолов Алексей Никитич. — Взяв протянутую Егоровым руку в свою пухлую ладонь, он задержал рукопожатие и долго, пристально вглядывался в лицо Алексея прищуренными глазами, словно вспоминал, не видел ли где раньше этого худощавого человека.
Егоров назвал себя и своего спутника.
— Рад бы познакомиться поближе, Алексей Семенович. Но времени у нас уже не остается, сейчас начнется заседание совета. Поспешим. — Они торопливо зашагали в актовый зал.
Половина зала была заполнена офицерами
В глубине зала на небольшом возвышении стоял длинный, покрытый тяжелым бархатом стол. За ним человек двенадцать. Егоров знал далеко не всех. Председательское место занял невысокий темноволосый человек — Карол Шмидке, секретарь ЦК Коммунистической партии Словакии и один из председателей Словацкого национального совета, начальник штаба партизанского движения Словакии. Месяц тому назад он вернулся из Москвы, куда ездил договариваться о необходимой помощи Словацкому национальному восстанию. Рядом с ним — Густав Гусак, Рудольф Сланский, несколько гражданских, которых Алексей раньше не видел. С краю стола пристроились Голиан и незнакомый Егорову генерал. Голиан сидел выпрямившись, в безукоризненно отутюженной генеральской тужурке. Недавно указом президента Бенеша он был произведен в генералы.
Алексей наклонился к Асмолову.
— Кто этот второй генерал, рядом с Голианом?
Асмолов негромко ответил:
— Генерал дивизии Виест. Прибыл из Лондона на должность командующего повстанческой, или Первой чехословацкой, армией.
Заседание совета открыл Карол Шмидке. Отметив международное значение Словацкого национального восстания и ту поддержку, которую оказывает повстанцам Советский Союз, Шмидке рассказал суровую правду о тяжелой обстановке, сложившейся на повстанческой территории ко второму месяцу восстания.
Подгора, наклонившись к самому уху Алексея, чуть слышно переводил ему выступление. Слушая перевод, Егоров пытался представить размеры беды, постигшей словацкий народ. Свободная территория с каждым днем становится все меньше.
Алексей горько усмехнулся, когда Подгора перевел ему выступление одного из военных, который пытался оправдать отход повстанческой армии интересами сокращения фронта и экономии сил. Он вспомнил, что уже однажды слышал эти слова от Голиана. До каких пор сокращать? Фронт уже и так у околицы.
Говорившие критиковали военное командование за то, что словацкое войско плохо взаимодействует с ополченцами и партизанами. Там, где это взаимодействие налажено, — успех. Называли боевой участок подполковника Чернека и Телгартский участок капитана Станека, где гитлеровцы топчутся на месте.
Егоров поискал глазами капитана Станека, боевого побратима, с которым вот уже столько дней они держат упорную оборону под Телгартом. Станек, встретившись с Егоровым взглядом, улыбнулся.
Егоров слушал названия городов и опорных пунктов, оставленных словацкой армией: Липтов, Ружомберок, Мартин… Первые города, освобожденные бригадой Егорова. Теперь там немцы. Они жгут дома и убивают жителей. Кто несет за это ответственность?..
С приездом Виеста Голиан облегченно вздохнул, как будто лондонский генерал привез с собой нечто, способное изменить сложившееся на фронтах положение. А сам Виест явно растерялся под градом вопросов, смысл которых сводился
Наконец он попросил слова.
— Мне, только что прибывшему на повстанческую территорию Словакии, трудно давать какие-либо оценки или высказывать свое мнение по поводу происходящих событий. Я знаю, что меня ожидает тяжелый крест. Я готов его нести и постараюсь выдержать испытание, которое мне предстоит. Конечно, с помощью столь высокого органа, как Словацкий национальный совет. Но не слишком ли много надежд возложено на повстанческую, или Первую чехословацкую, армию в этом восстании?..
Виест пожал плечами и сел на свое место в президиуме. Снова воцарилась тишина в актовом зале.
Голиан предпочел отмолчаться. С приездом Виеста он облегченно вздохнул, как будто лондонский генерал привез с собой нечто, способное изменить сложившееся на фронтах положение.
На трибуну стремительно взбежал порывистый темноволосый человек.
— А это кто? — спросил Алексей Асмолова.
— Ян Шверма, член ЦК Компартии Чехословакии. Мы вместе с ним прилетели. Светлая голова, — добавил Алексей Никитич после небольшой паузы.
— В двух километрах от города идет бой. Слышите? — Шверма поднял палец, приглашая прислушаться. — Враг угрожает столице восстания, самому восстанию. Надо не разговаривать, а действовать.
Зал насторожился. Начало речи было неожиданным.
— Я прибыл из СССР, — продолжал Шверма. — Не знаю, есть ли на свете еще народ, на долю которого выпали бы такие испытания. Эта страна пережила очень тяжкие моменты, куда тяжелее, чем вы сейчас переживаете в Банска-Бистрице. В 1941 году немецкая военная машина дошла до Москвы. Тогда Москва жила в нужде, люди днем трудились на предприятиях, получая ломоть хлеба и тарелку супа, а ночью рыли окопы, строили баррикады или ухаживали за ранеными… А здесь по улицам слоняется множество людей, которые требуют внимания к себе, не отдавая ничего для восстания.
Егоров заметил, что присутствующие смотрят на них, советских людей, отбивших натиск врага на родной дом, а теперь помогающих это сделать своим славянским братьям. Он почему-то вспомнил, как удивилась хозяйка корчмы в Горне, когда узнала, что у него двое детей и он оставил их, чтобы идти воевать за ее Словакию.
Голос Швермы зазвенел:
— В тяжкий час советские люди сохраняли порядок и дисциплину, они были едины в стремлении разбить врага и суровы. Они прогнали фашистов от стен своей столицы, вышибли их со своей земли и теперь протягивают руку помощи нам.
После Швермы выступали многие. Почти всю ночь гудели голоса в актовом зале ратуши, и только перед рассветом участники заседания совета стали разъезжаться.
Советские командиры собрались своим боевым землячеством в кабинете Асмолова.
Величко подошел к сидевшим в сторонке Егорову и Садиленко.
— Слушай, Алексей, что я тебе хочу рассказать… Прошлый раз, как только ты уехал, со стороны противника послышалась автоматная стрельба, причем стреляли явно из наших автоматов. Немцы тоже открыли огонь. Мы поняли, что к нам выходит кто-то из своих. Завязали перестрелку, отвлекая фрицев на себя, и скоро увидели группу партизан. Они несли на палатке контуженого и раненого командира. Партизаны сказали, что воюют в отряде Резуто, а раньше были у Федорова. В бою ранило и контузило их начальника штаба, Клокова, и они решили вынести его через фронт к нам, на свободную территорию. Ты знаешь таких, Резуто и Клокова?