Звезда и ключ Индийского океана

Степанчук Юрий Иванович

Несколько этажей трибун постепенно заполнялись почетными гостями. В сезон скачек их обычно занимают богатые любители такого рода состязаний. Богачи снимают эти трибуны-лоджии с прилегающими к «им комнатами на весь сезон. Публика попроще теснится у деревянных барьеров, ограждающих огромный овал Марсова поля. Узкая полоса выбита лошадиными копытами, поручни барьеров отполированы руками нетерпеливых зрителей. Скачки — давняя страсть маврикийцев.

Порядок шествия — в руках полицейских. Мое внимание привлек один из них, сидевший на мотоцикле, вероятно, из почетного эскорта генерал-губернатора и премьер-министра. Высокий

широкоплечий маврикиец индийского происхождения в серой форме, в черных обмотках и коротких штанах. Металлическая каска и черные усы придавали внешнему облику блюстителя порядка важность и значительность.

До открытия праздника еще оставалось много времени, и я прошел в дальний конец Марсова поля, где был установлен памятник губернатору Малартику.

Высокая колонна на оббитом запыленном пьедестале напоминала о любимом поселенцами губернаторе и его бурном времени. Свобода, равенство и братство, провозглашенные во Франции, воспринимались в Порт-Луи как освобождение от власти королевских чиновников. Трехцветные кокарды украсили головные уборы мужчин и даже женщин. На Марсовом поле устраивались многодневные фестивали, во время которых пели гимны в честь Добродетели, Урожая, Виноделия и Целомудрия. В Порт-Луи соорудили даже гильотину. Бурное время не обошлось без жертв. Верного королю бравого адмирала Макнамару постигла печальная участь, ему отсекли голову и на шесте носили по улицам Порт-Луи.

Малартик принял управление островом в 1791 году. Ему удалось установить зыбкое равновесие между клубом местных якобинцев, губернатором и белыми плантаторами. Относительное спокойствие продолжалось недолго. Подобно взрыву пороховой бочки было сообщение о декрете 1794 года, провозглашавшем равенство людей независимо от цвета их кожи и освободившем рабов во французских колониях. Пораженные новостью плантаторы незамедлительно провели через Ассамблею резолюцию, запрещавшую публикацию и исполнение на острове любого закона, принятого во Франции, без проверки и одобрения Ассамблеей. Гильотину сломали, клуб якобинцев распустили, раздались призывы полностью отделиться от столь горячо любимой родины и провозгласить независимость острова. Последующие события показали, что ради кошелька и сохранения рабства плантаторы готовы были на все.

Страсти накалились до предела после захода в Порт-Луи четырех фрегатов, на которых плыли Бако и Брюнель, два представителя Директории и 800 солдат; они должны были освободить чернокожих рабов. Вопреки обычаю посланцев родины встречали в Порт-Луи пустынные пристани. На следующий день шок белых поселенцев сменился бурной деятельностью. Улицы стали заполняться толпами, враждебными Директории и ее посланцам. 10 тысяч белых демонстрировали свою решимость сохранить рабство для 50 тысяч африканцев.

Бако и Брюнель провели на Марсовом поле смотр боевых отрядов. Вместе с представителями Директории был губернатор Малартик, что несколько успокоило толпу, и смотр прошел без инцидентов. После смотра солдат отправили в казармы, а Бако и Брюнеля губернатор повез в правительственное здание. Всю дорогу их сопровождала наэлектризованная толпа, выкрикивавшая угрозы. Вечером состоялся банкет, во время которого предполагалась попытка расправиться с гостями, но она не увенчалась успехом: Бако и Брюнель на балу так и не появились.

Следует отдать должное мужеству посланцев революционной

Франции. Их нелегко было запугать. Пьера Брюнеля давно знали на острове. В 1791 году он организовал в Порт-Луи издание еженедельной газеты, выходившей полтора года. Он был страстным республиканцем, как и его друг Бако де Шапель, наделенный отважным, смелым характером и не раз встречавшийся с опасностью лицом к лицу.

После того как с балкона правительственного здания был провозглашен декрет об освобождении рабов Иль-де-Франса, разъяренная толпа сломала ограду и ворвалась в помещение, где находились Бако и Брюнель. Солдаты не могли оказать им никакой помощи, так как были отосланы в казармы, где оказались пленниками толпы — в этом заключалась главная ошибка представителей Директории. Во время схватки Бако чуть не застрелили. Толпа скандировала:

— В порт! На корабль! Вон из колонии!

Пленников силой доставили в порт и посадили на корабль «Ле Муано», приказав капитану препроводить их на Филиппинские острова, высадить там, оставив на произвол судьбы. Бако и Брюнеля спасла команда корабля, заставив капитана по выходе из Порт-Луи взять курс на Мадагаскар, откуда посланцы Директории вернулись во Францию.

Английское управление мало что изменило в положении рабов на острове. Губернаторы, назначавшиеся в Лондоне, потворствовали плантаторам-рабовладельцам.

Продолжался нелегальный ввоз рабов с Мадагаскара и из Восточной Африки, что вызвало протесты в Англин и других европейских странах. Английское правительство вынуждено было уступить общественному мнению и принять меры с целью прекращения торговли людьми и освобождения рабов.

Гром среди ясного неба грянул в феврале 1832 года, когда на Маврикий пришла весть о назначении генеральным прокурором острова Джона Джереми, активного противника рабства, названного Великим Освободителем рабов. В памфлете, распространявшемся в Порт-Луи, были изложены мысли нового генерального прокурора об освобождении рабов, при этом не исключалась возможность выплаты их владельцам денежной компенсации.

К прибытию корабля «Ганжес», на борту которого находился Джереми, плантаторы готовились заранее. Толпа в порту скандировала угрозы в адрес генерального прокурора. Прибывшему в порт губернатору вручили петицию с требованием не дать ступить на землю Маврикия «такому опасному преступнику, как Джереми». Весь остров был мобилизован на борьбу с одним человеком. Порт-Луи напоминал крепость в осаде, каждый третий на улице был вооружен, магазины закрыты, вся деловая жизнь замерла.

Адриен д’Эпине, возглавлявший плантаторов, появился в порту на лошади. Он произнес речь, в которой призывал губернатора Чарлза Колвиля не допустить на пристань генерального прокурора. Толпа кричала вслед за своим предводителем:

— Да здравствует сэр Чарлз Колвиль! Мы не хотим прокурора!

Губернатор, которого за нерешительность называли «старухой», все же объявил, что он временно запрещает Джереми покидать корабль, а окончательное решение примет в течение ближайших нескольких дней.

Однако утром 5 июня, через два дня после прибытия корабля, защитник рабов Джереми сошел на пристань и в сопровождении отряда солдат направился к правительственному зданию, которое немедленно было окружено плантаторами.

— Долой Джереми! Пусть он отправляется обратно! — кричали в толпе.