Звезда и шар
Шрифт:
– - Вы, товарищ майор, я вижу, свое от жизни взяли, -- начал Петров, -а я только женился, вот-вот квартиру должны были полу...
– - Во-первых, не майор, а генерал-майор. А во-вторых, что же я по твоему, всех баб уже перещупал!?
– - Да я только хотел...
– - А нехер хотеть!
– - Да я...
Каменский незаметно поднялся вверх, миновал пустой низкий полуэтаж над цехом. Здесь не было ничего, кроме кабелей и воздуховодов, из людей сюда заходили только электрики да вентиляторщики иногда.
Второй этаж был пуст.
На
Юрий Сергеевич вычитывал третью стенгазету, глаза слипались, газета, склеенная из трех листов двадцать четвертого формата, постоянно норовила скрутиться в первоначальное состояние, как египетский папирус. Юрий Сергеевич, подобно змеелову, двумя метровыми линейками прижимал ее к столу, перемещая постепенно из правого свитка в левый. Он уже почти закончил, когда на лице его появилось жалобное выражение, он сел и сжал виски
средними пальцами. Каменский заглянул через плечо:
Ода - было написано крупной славянописью с завитушками. Пониже, помельче:
Трехсотлетию снятия татаро-монгольского ига и дню космонавтики посвящается:
Народный доход возрастает,
Все больше и больше ахча*.
И вот уже кверху взлетает
Жугдердемеддийн Гуррагча**
– - -- -- -- -- --
*ахча - /татарск./ богатство, состояние, welth
**Жугдердемеддийн Гуррагча - первый монгольский космонавт
– - Все шутят, -- произнес незаметно приблизившийся, невысокого роста, хорошо сложенный человек с простым, открытым лицом, -- Их бы туда...
На поводке он держал двух некрупных, изможденных собак.
– - Я вас раньше здесь не встречал, -- начал Каменский.
– - Меня зовут Юрий Алексеевич Гагарин.
63.
Гардероб в ОВИРе был роскошный. Да и вообще все здание поддерживалось в прекрасном состоянии. Высокие расписные потолки, подпертые колоннами с витыми капителями, многостворчатые резные дубовые двери наводили на мысль о том, что раньше здесь был богатый особняк.
– - В выезде на постоянное место жительства в государство Израиль вам отказано, -- лаконично завершила беседу интересная дама, сидящая за столом с табличкой "старший инспектор Андронова Е.И."
– - Товарищ Андронова, -- спросил Саша,
– - могу я узнать ваше имя-отчество?
– - Екатерина Ильинична, но к делу это отношения не имеет.
– - Екатерина Ильинична, -- спросил Саша, -- могу я узнать причины отказа?
– - Государственная безопасность.
– - Вы имеете в виду возможность утечки информации?
– - Да.
– - Но вы ведь знаете, у меня никогда не было секретности. Как же я мог иметь доступ к тайнам?
– - Это не имеет значения. У нас есть процедура. Мы запрашиваем первый отдел по месту работы и базируем
Гардеробщик услужливо распахнул перед ним куртку. Саша дал ему рубль. Гардеробщик бодро взял под козырек со словами:
– - Счастливого пути.
– - Спасибо, родной, -- ответил свежеиспеченный отказник, открыл дверь и шагнул на широкое мраморное крыльцо.
В ту же секунду на правый рукав ему с крыши нагадил голубь.
64.
Больше всего на свете Гагарин любил быструю езду. Eще мальчишкой он частенько забирался на холм за деревней, волоча за собой старенький трофейный велосипед. С холма была видна даль. Тому, кто не знает, что это, объяснять бесполезно.
Пыльная грунтовка начиналась полого. Он не крутил педали. Велосипед медленно разгонялся, ритмично поскрипывая, как колодезный ворот. У горбатого холма был свой собственный горизонт, изламывающий грунтовку надвое. Сразу за изломом, как с орлиного полета, открывалась даль.
Становилось видно подножие холма, где от колодца начиналось парящее жнивье с мириадами вьющихся мошек. За жнивьем, сквозь редкие сосенки разделительной полосы проблескивала на солнце река, извиваясь уползавшая в лес, уже полурастворенный в полуденном мареве. Дальше виднелись голубовато-изумрудные призрачные стога, за которыми уже ничего нельзя было рассмотреть.
Там был просто простор, бескрайняя, безудержная ширь, от которой невозможно было оторвать глаз, которая манила, дурманила и тянула к себе неудержимо. Велосипед резко прибавлял скорость, шины шипели, как змеи, по мелкому гравию, скрип ржавых подшипников сливался в ровное, предстартовое жужжание, сердце бешенно колотилось в груди, в ушах свистело, ветер шевелил короткую прядку у виска.
И вот тогда он выпрямлялся, раскинув руки, разжимал запекшиеся от пыли губы, и на простор вырывалась дикая песня, без слов и мелодии, первозданная, как расстилающаяся впереди даль.
65.
Из бесед
– - Митька, как ты думаешь, бывают дежавю о дежавю?
– - Все бывает, Саша.
Они сидели в кафе, доканчивая кофе по турецки. Одиноко и загадочно мигала на той стороне проспекта неоновая надпись "астроном".
– - А с опережением? Когда ты уже понял, что это дежавю, и вспомнил, что дальше, и оно и происходит?
Мимо запотевшего от кофеварочного комбайна окна плыла толпа. Окруженные переливающимися на просвет голубовато-фиолетовыми ореолами, силуэты людей теряли различия, становились просто тенями, одинаковыми темно-серыми призраками у лодки Харона.
– - Скажи лучше, как дела? Что поделываешь?
– - Строю оборотня-звезду. Задача, похоже, перманентная. Не дается в руки, как синяя птица.
Таинственная надпись напротив мигнула в очередной раз и явила миру заглавную букву "Г", будто занявшуюся мертвенным фиолетовым пламенем от остальных букв, мгновенно разрушив магию звездного неба.