Звезда и шар
Шрифт:
Саша прошел. В гостинной было тесно. Люди стояли и сидели вокруг стола, на котором лежал ворох импортной одежды. В углу стояли транспаранты с надписями "Решения Венской встречи - в жизнь!" и "Отпустите нас на Родину!".
– - We are all going to be there to support you and to take pictures, -сказал высокий человек с аккуратной короткой прической -- and the BBC crew is ready.
– - Они все там будут с фотоаппаратами, вместе с БиБиСи.
– - перевел Рубинштейн.
– - Для тех, кто не слышал, завтра выходим на демонстрацию перед мэрией. Сейчас
Американцы начали прощаться. Они обошли полный круг, подавая всем руки и обнимая.
– - God bless you, -- сказала пожилая американка, целуя его в щеку, и Саша вдруг с удивлением понял, что она действительно волнуется за них, что ей небезразлична его судьба, судьба человека, которого она увидела сегодня впервые в жизни.
– - Собираемся в девять, -- сказал Рубинштейн, когда дверь за гостями закрылась, -- выстраиваемся под окнами мэрии. Кому не хватит плакатов, придется написать самим. Только никакой отсебятины, мы выступаем за решения Венской встречи о свободе эмиграции. И не делать лишних движений. С милицией будем разговаривать мы.
68.
А как хорошо было зимой прикрутить фигурки к валенкам и нестись по застывшей глади пруда, чувствуя верхушками бронхов обжигающее дыхание мороза! Как жалко было, не успев разогнаться, тормозить резко, повернувшись боком у края расчищенного льда, кувыркнувшись иногда через сугроб. И лежать на снегу, глядя в высокое голубое небо, чувствуя, как уходит жалость, и в душе воцаряется неземной покой, будто помогающий подняться туда, за голубизну, где среди черной, бескрайней и беспробудной ночи холодно блестели колючие звезды.
... Сейчас звезды казались рядом. Тонкая, разряженная атмосфера Европы не способна была окрасить небо голубым. Небо оставалось космически черным, только низко, у самого горизонта, безжалостные колючие звезды становились чуть мягче, едва заметно ослабевая в почти прозрачной, слегка желтоватой дымке. Гагарин любил Европу.
Бескрайний, укрытый многокилометровым панцирем льда, океан, покрывающий всю поверхность планеты, превращал ее в сплошной, блистающий в свете далекого солнца каток. Даже отдельные, рожденные юпитерианской приливной волной торосы, не могли заставить его сбавить широкий конькобежный шаг.
Собаки не любили долгих прогулок по льду. После тридцати - сорока километров размеренной гонки вслед за хозяином, они начинали повизгивать, вначале тихо, потом громче, визг переходил в лай. Но Гагарин не останавливался, бесконечно однообразная ледяная равнина завораживала законченным совершенством.
Давно позади во мгле миллионолетий осталось ее бурное вулканическое прошлое.
Канули в лету циклопические цунами, почти не сдерживаемые слабой гравитацией, стихло бешеное кипение органического бульона, подогреваемого непрестанными извержениями донных вулканов, выталкивающих вверх столбы магмы, застывающей на ходу гигантскими базальтовыми обелисками, добиравшимися до поверхности в аду метано-ацетиленовых торнадо.
Давно пролились последними щелочными дождями остатки когда-то могучего облачного щита. Нет больше
Люди редко сюда добирались. Люди толпами торчали на Земле, пытаясь как-то исправить то, что было искорежено при жизни. Или просто толклись в городах, глазея на ныне живых, не переставая удивляться бепредельным способностям человека бесконечно совершать одни и те же гнусности, невзирая на технологический прогресс.
Завидев впереди знакомый разлом, он взял чуть правее и прибавил шагу. Собаки, больше уже не лая, покорно волоклись следом, вися на поводках. Разлом льда напоминал след ножниц, не справившихся с листовым железом. Начинаясь с легкой трещины, левая сторона его круто уходила вверх, образуя хребет с резко обрубленым, срывающимся в пропасть правым краем. Было что-то торжественное в этой мертвой ледяной громаде, совершенство нигде не нарушалось даже намеком на живой организм.
Совершив плавный вираж, Гагарин понесся вверх по хребту, глядя на уходящий вниз обрыв. Чем выше он поднимался, тем дальше уходил горизонт, тем отчетливее вспучивалась шарообразно ледяная равнина...
О, сколько бы он отдал, чтобы хоть раз услышать хруст льда под полозьями и свист ветра в ушах! Но ничто не нарушало торжественного покоя ледяного шара, беспристрастно отражавшего нависшую над ним громаду Юпитера.
69.
– - Митрий, получен наряд в коровник на сепарацию.
– - Объявил Ложакин после завтрака, -- сосредоточся и ступай.
– - Кого сепарируем, Геннадий Алексеевич?
– - невинно поинтересовался Митя, -- рогов от копыт?
– - Не расслаааабляться, наука, -- пояснил завлаб, временно исполняющий роль бригадира -- по дороге получи сапоги в правлении.
– - У меня есть сапоги.
– - У тебя не сапоги, а театр комедии,
– - продолжил Ложакин, -- а в коровнике дела серьезные. Я тебе говорю как наставник, ихних сапогов не чурайся. Отбыть!
Митя отбыл. Придя в правление, он долго искал, где выдают сапоги, пока не обнаружил человека, назвавшегося старшим дояром.
– - В склад пошли, -- сказал тот.
Складом оказался небольшой флигелек, лепившийся справа к крыльцу. Повозившись, старший дояр Шумаков выкинул наружу две огромные совковые лопаты и две пары сапог.Сапоги были фантастические. Митя раньше видал такие только в кино про подводников. Они больше походили на нижнюю часть водолазного скафандра, чем на сапоги.
– - Одевай поверх своего, -- сказал Шумаков, натягивая свою пару. Лопаты и сапоги были покрыты засохшей коркой подозрительного вида и недвусмысленного запаха.