Звезда Надежды
Шрифт:
Над головой Джила, по транспортным эстакадам, пересекавшим одна другую, проносились скоростные поезда, почти бесшумные, с шипением рассекавшие воздух, как призраки. Они появлялись и исчезали, мелькали их цилиндрические вагоны — белые, салатовые, голубые.
На большой, как стартовая площадка для космолетов площади, стояли в ожидании пассажиров автобусы и такси. Оживленная площадь была наполнена жизнью.
В воздухе пахло цветами, что росли на газоне, который он только что оставил позади
Джил был рад снова вернуться на Ор.
Полтора года, что он здесь провел, казались ему легкими и увлекательными, и хотя если разобраться, то ничего выдающегося Джил на Оре не сделал — водил пассажирские космолеты на орбиту, да бесцельно болтался по столице и ее окрестностям во время коротких отпусков, сама атмосфера той жизни, в которую он окунулся, нравилась ему. Конечно же, работа на «Ветре» тоже хороша, но не то, не то…
Пахло цветами.
Здесь всегда стоял устойчивый запах цветов, но Джил списывал это на распыляемый, где — то ароматный аэрозоль.
Он двинулся к остановке автобусов, что находилась на противоположной стороне площади, к той ее части на которой парковался пассажирский транспорт пригородного сообщения, и не пройдя и трети пути, услышал громкое:
— Джил!
Он оглянулся.
Быстрым шагом к нему направлялась молодая флорианка, в салатового цвета, летних брюках, белой блузке с цветной росписью флорианских мотивов и белых же сандалиях. В правой руке флорианка держала красную дамскую сумочку. Она шла к нему быстрой, стремительной походкой и ее радостная улыбка открывала острые, яркие своей белизной, клыки.
— Это все — таки, ты! — Она приблизилась почти в плотную, смотрела на Джила Ри сверху вниз: — Узнаешь?
Даже если бы прошла тысяча лет — Джил узнал бы эту ее сразу.
Ее лицо, покрытое тонким, серым мехом, с черными полосами на щеках, было приветливым и даже насмешливым. Кошачьи глаза прищурились.
Ааоли.
И все — таки Джил немного стушевался.
— Ааоли, — он, как можно шире улыбнулся: — Вот так встреча! Добрый день.
Флорианка гортанно рассмеялась.
— Джил, мой хороший, — ее улыбка стала еще шире, оголила еще больше клыки: — Тебя еще не съели?
Он не сразу нашел, что ответить.
— Ты же знаешь, я плохо усваиваюсь. Мой капитан из — за меня мучается изжогой.
На этот раз флорианка рассмеялась еще громче, в ее раскосых глазах, мелькнули слезы.
— Ты как всегда неотразим, — она по дружески положила ему на плечо свою руку, острые коготки слегка впились в его кожу: — Рада нашей встрече, мой хороший. Ты снова будешь работать на Оре?
— Нет. Я в отпуске…. так сказать. Я — турист!
— Опять, турист?
— Да.
— И надолго?
— Пока не отдохну, — он всеобъясняюще подмигнул
— Значит у Ненадкушенного секретики? — И флорианка так же, как сделал только что Джил — подмигнула ему в ответ: — Представитель ССМ взял отпуск. Так, так, так…
— Ааоли, может уставший человек отдохнуть или нет? — он театрально вскинул голову, голос его принял нотки сокрушения: — Мой корабль прошел дальний, очень дальний путь и я — простой, выдающейся пилот, хочу вкусить от благ лона природы…
— Какого «лона»?
— Природы!
Флорианка смеялась.
— Джил! Как жаль, что я не могу показать тебя своим друзьям. Ты — отвратительный актер! «Вкусить от благ»… Ха, ха…
Джил подождал, пока Ааоли успокоится.
Говорить ей о том, что под ее когтями у него на плече уже, наверное, сочится кровь, Джил не хотел.
— О! Прости, мой хороший, — она отдернула свою руку: — Я тебя немного царапнула…
— А ты что делаешь на Оре? — Спросил он.
— Я жду свою вахту, — видя его непонимание, флорианка сказала: — Мой хороший, я ухожу на буксировщике «Дальний». Моя первая вахта. Я — инженер. Или забыл?
Он чуть было не спросил ее, «что с тобой случилось»? Но вовремя спохватился.
Буксировщик!
Почти смертники.
Почти легенды.
— И когда ты… уходишь, Ааоли?
Ее кошачьи глаза расширились, показались слезы, другие слезы — горечь и страдание. Лишь на мгновение Джил увидел это выражение на ее лице, и уже через секунду, оно исчезло, пропало.
— Я на Оре уже неделю. Буксировщик на плановом ремонте. Обещают через неделю отправить в рейс.
Он молчал, не зная, что ей сказать.
Флорианка глубоко вздохнула, протянула ему свою руку для пожатия, наигранно весело произнесла:
— Через год вернусь. Тебя где искать — то? А, мой хороший?
Он не ответил.
Он не нашел, что ей ответить.
Вместо ответа, Джил в каком — то детском порыве, в котором смешались жалость и сочувствие, вдруг обнял ее — крепко, не отпускал.
Флорианка не двигалась, не ответила на объятие. Она просто стояла на месте неподвижно, как статуя.
Мимо проходили прохожие, но Джил не обращал на них внимания.
— Отпусти меня, мой хороший, — спокойно и тихо произнесла флорианка, и Джил ее отпустил.
Он стоял рядом с ней, глядя в ее лицо снизу вверх, не зная, что сказать.
Она сказала сама.
— Мы прожили с моим мужем всего четыре месяца, — Ааоли смотрела поверх головы Джила: — И его не стало.
— Ааоли…
— Мы все умрем, мой хороший.
— Ааоли…
Теперь она смотрела ему в глаза.
Флорианка слабо улыбнулась, произнесла:
— Джил, не делай из меня плаксу.