Звездная река
Шрифт:
– Ты хочешь остаться здесь? Не вернешься домой?
Брат снова улыбнулся. Бай’цзи был красивым мужчиной.
– На юге лежит море, – ответил он. – Мы слышали о нем, да? Думаю, мы с тобой должны въехать на конях в воды этого моря, брат. И потребовать себе все, что лежит между Черной рекой и этим морем.
– Зачем? – спросил Вань’йэнь. Брат отвернулся, почти успев скрыть выражение своего лица.
Когда наступила зима, в городе начали умирать люди. Первых хоронили должным образом, их семьи соблюдали обряды. Но когда количество
Еды не хватало, но голод еще не начался, отчасти потому, что так много людей убежало из города, но маленькие дети и старики стали погибать от холода, когда закончилось топливо. Алтаи, конечно, взяли под контроль порт столицы на Большом канале. Они окружили город. Снабжать Ханьцзинь всем необходимым было невозможно.
Дайянь едва успел проскочить в город до того, как ворота закрыли перед степными всадниками. Он помнил то утро, когда они проснулись и увидели конных воинов у стен на рассвете зимнего дня. Они прискакали ночью, чтобы оказаться там, когда проснется Ханьцзинь, они заполнили всю равнину.
Это внушало ужас и вызывало чувство неистового, не утихающего гнева, но одновременно оглушающее чувство странности. Он вспомнил о дайцзи в Ма-вае. Пребывание здесь варваров казалось таким же неестественным явлением, порождением не их собственного мира. В ясные ночи он смотрел на звезды и удивлялся.
Дайянь был одним из трех военачальников, которым поручили оборону Ханьцзиня. Именно Дайянь предложил открыть ворота в Гэнюэ, когда холод стал невыносимым, и впустить простых людей в великолепный сад императора – рубить деревья и ломать деревянные строения. Он предложил это, и из дворца пришло одобрение в тот же день. Теперь там правил другой император. Не тот, который создал этот сад.
Он подумал, что мог бы испытывать некоторое удовлетворение, уничтожая расточительное творение сети «Цветы и камни». Но не испытывал. Он не мог найти в себе это чувство, наблюдая, как мужчины и женщины, кутаясь во все одежды, какие им удавалось найти, неуклюже рубили топорами деревья, с любовью высаженные в саду, задуманном как зеркало, отражающее весь мир.
Они сгорят, тщательно отмеренными порциями, в очагах по всему Ханьцзиню. Нет больше зеркала.
Через короткое время Гэнюэ превратился в пустошь. От рощ остались одни пни, от высоких кипарисов, дубов, кедров, берез, фруктовых садов…
Животных уничтожили еще раньше, чтобы накормить двор. Соловьев тоже съели.
Пока Дайянь бродил в одиночестве по опустевшему Гэнюэ на закате морозного дня, под снегом, падающим из хмурого неба, его осенила еще одна идея. Можно горевать, думая о гибели красоты (какой бы ценой ее ни создали), но перед тобой стоит задача, а город в осаде.
Он поехал назад в казармы по притихшим улицам и вызвал старших инженеров, людей, которые строили и заряжали катапульты, и велел им отправить людей дробить горы и валуны в саду. Некоторые из них поднимали со дна озер, и при этом погибли люди, их привозили сюда, чтобы доставить удовольствие императору, и при этом
Через два дня первые тяжелые снаряды полетели с высоких точек Гэнюэ и упали на восходе солнца среди юрт и загонов для коней алтаев к северу от юрт. Они наносили большой ущерб, тревожно кричали люди и ржали умирающие кони.
Камни разрушили ограду одного из загонов, Дайянь это видел, наблюдая со стены (он стоял на виду, но сделал это намеренно, чтобы его видели обе стороны). Кони вырвались на свободу и создавали хаос, они дико метались по лагерю алтаев. Начался пожар.
Наблюдать это было приятно, но это не могло прекратить осаду, как бы туго ни приходилось всадникам в лагере. Там, откуда они пришли, было еще холоднее, и среди них не было детей и стариков, которые начинают умирать.
Это был кратковременный удар, не более. Чтобы укрепить стойкость горожан и вызвать смятение у врагов. Еще одна умная идея командира Жэнь Дайяня. Теперь они знают его имя и ненавидят его, эти алтаи. Они знают, кто разгромил их армию под Еньлинем.
Они до сих пор не взяли Еньлин. Его обороняли Цзыцзи и большая часть армии Дайяня. Он примчался сюда по имперской дороге с половиной своей кавалерии, но их слишком мало. Они не смогут выйти из города и сразиться на открытой местности. И не смогут защитить город, если до этого дойдет.
Он почти ожидал, что алтаи потребуют выдать или казнить его самого. У него было свое представление о том, что здесь в действительности происходит.
Но он никому о нем не говорил. Даже Шань, хотя у него иногда возникало ощущение, что она знает. У нее был взгляд, полный понимания, а завершающий этап осады, несомненно, коснется женщин. Ему даже не полагалось устраивать атаку с помощью катапульт. В конце концов, на переговорах договорились об условиях. Алтаи обещали уйти, если Ханьцзинь откупится на позорных условиях.
Величина выкупа была такой, что сердце разрывалось. Такой выкуп мог уничтожить империю. Два миллиона золотом. Десять миллионов серебром. Двадцать миллионов связок монет, или их эквивалент в нефрите и драгоценных камнях. Два миллиона рулонов шелка. Десять тысяч быков. Двадцать тысяч лошадей – конечно, они захотели получить всех коней Дайяня. Сейчас. Из города.
Это было просто невозможно. Они могли приблизительно собрать все это, если бы опустошили весь дворец, но им бы никогда не удалось собрать всё. Все это понимали, обе стороны.
Поэтому Дайянь ждал и двор наверняка ждал следующего грозного шага из-за городских стен: очередных требований.
Горе и ярость грозили задушить его.
И понимание, что они сами навлекли это на себя. Потребовав вернуть все Четырнадцать префектур, после того, как не смогли выполнить поставленную задачу и взять один-единственный изолированный город.
Девять небес и боги свидетели, Дайянь хотел вернуть эту землю, но необходимо было отвоевать свои реки и горы, нельзя было отправлять посла в победоносную армию степняков – когда твоя собственная армия ничего не добилась – и требовать уступок. Неужели они до такой степени обезумели?