Звездная роль Владика Козьмичева
Шрифт:
– Как же так, ведь мы договорились... Неужели он передумал?
– Вспоминала все семь лет их совместной жизни и не могла припомнить ни одного случая обмана с его стороны. Зато я отличилась! Столько времени лгала напропалую! А он верил. Верил всей этой чуши. Он - не Володя. Тому соврать ничего не стоит. Врал, что не был женат, что детей у него нет. Врал, что жить без меня не может. Как я могла поверить? Мало того, спать с ним и даже согласиться стать его женой! Слава богу, что не забеременела... Пришлось бы тогда не о возвращении к Владику думать, а о другом. Как ты, Ленка, могла до такого дойти?
– казнила она себя.
Ну, может быть, несколько дней после переезда к Володе она приспосабливалась. И то,
– Значит, Володя не считает деликатным давить на меня. Все будет в норме. Ведь мы и так семья. В конце концов, - полагала она, развод -мое дело. Надо бы до Нового года заявление подать...
Жизнь с Москвиным сильно отличалась от той, с Козьмичевым. Володю не надо было уговаривать сходить в театр, в филармонию и вообще куда-либо сходить. Наоборот, он сам подавал идеи и доставал билеты. Круг его друзей и знакомых в основном составляли коллеги из академической среды. В абсолютном большинстве это были интересные, с обширными знаниями и широким кругозором люди. Не считая себя глупее других, она была вынуждена однажды признать, что по своему кругозору выпускницы провинциального университета она ощутимо уступает этим выпускникам и выпускницам МГУ, МГИМО и других столичных вузов.
И именно в этой связи она вдруг отчетливо поняла, что нечто подобное, но только с об-ратным знаком, вполне мог по отношению к ней думать Козьмичев. Да, когда-то она, в силу того же своего университетского образования, действительно была выше него. И поэтому позволяла себе смотреть на Влада, несмотря на его явный ум, несколько свысока. Но это не могло продолжаться вечно. Вполне возможно, что она не уловила тех изменений, что произо-шли в нем с окончанием единственного в стране Литературного института. Это был первый случай, когда она вспомнила о бывшем муже. И не беспредметно, а вполне по понятной причине. Вспомнила и удивилась. С чего бы это вдруг? Но в кругу новых забот забыла об этом воспоминании.
Между тем надо было отдавать Павлика в первый класс. Она не хотела, чтобы он учился в ее школе. Решила, что отдаст его в ту школу, что на расстоянии нескольких троллейбусных остановок от дома Москвина. Коллеги очень хвалили "тамошних" учителей начальных классов. Перед первым сентября она впервые позвонила Козьмичеву и договорилась, что он встретит их возле школы. Павлик был без ума от встречи с отцом. Его едва удалось заставить войти вместе с классом в здание школы.
С Козьмичевым она говорила лишь о сыне. Спросила.
– Как ты? В основном в командировках?
– И неожиданно для самой себя.
– Тогда понят-но, почему ты уставший и похудевший. Ты хоть дома себе готовишь?
Владик смотрел на нее, и, сравнивая ее сегодняшнюю с той, какой она была перед их рас-ставанием, видел перед собой прежнюю Лену.
–
– А ты молодец! Хорошо выглядишь. Значит, новая семья тебе только на пользу. Звони, если Павлику что-нибудь нужно будет. Пока! Мне некогда.
Потом, вспоминая эту встречу и его слова, она почувствовала в них плохо скрытое зло-радство и разозлилась.
– Развод мне на пользу... Лучше б на себя посмотрел...
Тем не менее, вскоре она была вынуждена ему позвонить. Кто-то должен был и прово-жать Павлика в школу, и забирать домой. Отвозить, его, едва успевая добраться до своей школы, она еще могла сама. Но забирать домой получалось только либо в свободный день, либо тогда, когда было окно в расписании уроков. И то, на такси. Володю она решила не обременять, а сам он, к ее удивлению, не выказывал желания ее подменять. Однажды, в ответ на звонок с такой просьбой, он деликатно, но непререкаемым тоном заявил, что у него нет свободного времени. Конечно, она могла настоять на своем, однако не стала. Страшно обиделась, но так как выхода не было, позвонила Козьмичеву. Хорошо, что он был в Москве и не отказался. Так как ключа у него от их квартиры быть не могло, увез сына к себе. Это был первый случай после расставания, когда она вошла в свою прежнюю квартиру за сыном. Дальше прихожей она не пошла. Одела отчаянно сопротивлявшегося Павлика, и, сказав лишь спасибо, ушла. Было еще несколько подобных случаев. Отец и сын были им так рады, что однажды Павлик обратился к нему с предложением.
– Папа, давай теперь ты меня будешь всегда забирать из школы. Или ты, мама. Я не хочу, чтобы это делал дядя Володя.
– Я, сынок, конечно, мог бы, но меня часто в Москве не бывает. Буду здесь - не откажусь.
От таких слов сына ему хотелось плакать. Но это было невозможно, как и невозможно вмешиваться в ее отношения и поневоле встречаться с новым мужем. Не хотела этого и Лена, поскольку полагала, что Володя не готов к роли отца ее ребенка. Она бы и дальше так думала, если бы жена одного из его друзей как-то не спросила у нее, видится ли он со своей дочерью.
– У него есть дочь? Значит, была и жена. Почему я об этом не знаю? Что в этом плохого, чтобы от меня скрывать? Так вот почему он не хотел, чтобы я развелась с Козьмичевым, и регистри-ровать наш брак.
Нечестность по отношению к ней покоробила. Она вспомнила, что так и не видела его паспорта.
– Что, надо было в первые дни попросить его паспорт предъявить? Чушь! Я разве не понимала, что у сорокалетнего мужчины может быть жена и дети? Понимала! Однако не остановилась. Впрочем, не я одна такая доверчивая.
Таких и подобных разочарований в Володе было еще немало. Становилось все более оче-видным, что главной и единственной его любовью является он сам. Друзья для него - это не более чем средство для самоутверждения и самолюбования. Этой же ценностью для него была его научная деятельность. Понятие научного авторитета для него было пустым звуком. Авторитетом он мог быть только сам. О своем научном руководителе, профессоре Крылове, которому был обязан кандидатской степенью, он не отзывался иначе как о выживающем из ума старике.
А она все еще держалась за него. Никак не решалась завести разговор о его первой семье. Пыталась видеть в нем только то, что так нравилось ей. Чего стоила только его эрудиция в области литературы, и русской, и английской! Каким удовольствием было слушать, как он наизусть читал и на русском, и на английском Шекспира. Или на английском свои переводы из Пушкина. Очень импонировала любовь к театру. Однажды, она поймала себя на том, что сравнивает его с Козьмичевым. Странное дело, Володя так любит театр. А вот Козьмичева, почти закончившего театральное училище и работавшего в театре, надо было туда силком тащить.