Звездная роль Владика Козьмичева
Шрифт:
– Договорились, Антон Вениаминович.
Весь день, вплоть до возвращения домой, в голове его, как заноза, сидело. "сколько веревочке не виться, все равно конец будет". Лене решил до возвращения из командировки ничего не говорить. Хотел все обдумать сам. Так как с поездкой на Урал пока не получалось, он успел сделать несколько попыток предложить пьесу московским театрам. В двух все прояснилось быстро, а вот в третьем... Главным режиссером его был известный на всю страну Роман Салмин. Там обещали подумать.
В письме Когану, посетовав на обстоятельства, не позволяющие приехать на Урал, он пригласил профессора, часто посещающего столицу, побывать у него дома. Сам же улетел во Владивосток. За две с лишним недели Владик объехал и облетел почти весь Приморский край. Познакомился с бесчисленным количеством интересных людей - от лесорубов до ученых - и, наконец, с его природой. Ведь за три года в Находке он ничего, кроме моря, не видел. Но снова побывать там не случилось. В Москву, несмотря на изматывающий темп поездки, он вернулся отдохнувшим и переполненным впечатлениями.
Первое, что его интересовало, кроме семьи, - есть ли новости из театра? Оказалось, есть. Оттуда звонили и просили связаться с Салминым. Неужели зацепилось?
– подумал он. Назавтра, хотя времени было в обрез, первым делом позвонил Салмину.
– Роман Станиславович, это Козьмичев. Я Вашему завлиту свою пьесу оставлял. Я только из командировки. Мне передали, чтобы я связался с Вами.
– Ты бы еще дольше тянул! Через пару деньков в это же время подъезжай. Сможешь?
– Какой разговор!
В оставшиеся до встречи с Салминым часы ни о чем другом он думать не мог.
– С чего бы это?
– размышлял он.
– Как будто, можно и не тревожиться... Пожалуй, с книжками такого не было... Разве что с первой.
Потом, когда уже добирался до театра, понял, что волнуется он не как автор пьесы, а как артист, которого судьба сначала разлучила с любимым делом, а теперь дает шанс на возвращение к нему.
Глава 24
Оздоровительный бег
Салмина он увидел еще в фойе театра, в компании с другим, не менее знаменитым артистом Леонидовым. Высокий и худощавый Салмин царственно держал руку на плече маленького Леонидова и, растягивая по-московски слова, в чем-то убеждал своего друга. Владику они сразу напомнили Дон Кихота и Санчо Панса.
Никогда не считавший себя застенчивым, имевший к этому моменту приличный опыт общения с различными людьми, занимавшими довольно высокие должности, он вдруг ощутил волнение. В голове промелькнуло - ничего себе, целых два народных арти-ста! Подошел.
– Здравствуйте, Роман Станиславович! Здравствуйте, Анатолий Федорович! Изви-ните, что помешал. Я и есть автор пьесы "Воленс-ноленс, или театральные страсти"
– Да, да, да! Если я правильно помню, ты Козьмичев.
– Размашисто поздоровался Салмин.
– Мы как раз по поводу твоей пьески обмениваемся. Я ему кое-какие места из нее почитал. Ты, Толя, ему скажи.
– Простите, не знаю Вас по имени...
– Владлен Константинович.
– А знаете, уважаемый Владлен Константинович, весело Вы написали!
– Да что это мы в фойе? Давайте ко мне. Ты, Толя, сможешь?
– Конечно! Правда, мне скоро на "Мосфильм", но на полчаса могу.
В кабинете первым вопросом Салмина было.
– Козьмичев, откуда у тебя такое ощущение сцены? Знаешь, у Островского есть такое понятие "сценичность"? А я так понял, что это твой первый театральный опус.
– Опус первый, но опыт помог...
– Какой опыт?
– Сценический... Я ведь недоучившийся и не доигравший свое на сцене.
– Интересно... Ну-ка, поподробнее.
– Три курса Театрального, вылет. Три года в Сибири...
– Он не хотел подробно-стей.
– Три года Сибири?! Ты что там делал?
– Как что? В театре работал! А Вы что подумали?
– Ладно! Где учился? Почему вылетел - пропускаем.
– В Щуке. Потом три года матросил. На Тихом. Вернулся в Москву. Закончил Ли-тинститут. Сейчас в "Социалистическом труженике". Спецкор. Вышло две книги. Вторая совсем недавно.
Салмин слушал его, что-то рисуя на листке, потом задумчиво произнес.
– Значит, судьба твоя такая. Победила в тебе рациональность. Она актерской при-роде не свойственна.
– То-то я мучаюсь, - вступил Леонидов, - где, думаю, я его фамилию встречал?
– Как - "где"? Да в "Литературном мире", - подсказал Салмин.
– Недавно там подборку его рассказов опубликовали. Потому и пьеса меня заинтересовала. Я ведь его книг не читал. Оттуда и узнал, кто он такой.
– Нет, - отреагировал Леонидов, - Я этот номер еще не читал.
– И вдруг хлопнул себя по лбу.
– Вспомнил! Я твой рассказ "Воспитание по деду Трофиму" читал. Душев-ный и добрый. Я даже подумал, не набросок ли это к будущему сценарию. Уж очень он образный.
– Анатолий Федорович, Вы не шутите?
– А я не на сцене. Я серьезно. Переделаешь в пьесу - считай, деда Трофима есть, кому играть. Вот, при Главном обещаю. Ты только не тяни. Ладно, мужики, мне бежать надо.
Они остались вдвоем. Салмин взял со стола папку, в которой он оставлял в театре пьесу.
– Вот, Козьмичев, какие у нас дела. Пьеса мне твоя понравилась. Она абсолютно актуальна. Нашей театральной публике давно встряска нужна. Я, честно говоря, в этом твоем Чуждине временами себя узнавал. Правда, я не Воленс-ноленс. Но...