Звездные крылья
Шрифт:
А тот уже снова смотрел в одну точку горизонта, где уже даже и тучки не было, а лишь серебристо поблескивало холодное море. Марине показалось, что этот отблеск коснулся глаз Крайнева — такими они стали спокойными, равнодушными. Юрий решился.
— Боюсь, что разочарую вас, Марина Михайловна, — сказал он, — но я твердо знаю, что ваш самолет сможет оторваться от земли, от трех до пяти минут продержаться в воздухе, а после того приземлиться.
— Вы говорите так, точно видели эту машину в полете. — Марина усмехнулась.
— Да, я видел ее в полете, — наклонил голову Крайнев. — Несколько лет назад я построил такой же самолет,
Юрий поднял глаза на Марину и испугался: девушка сидела перед ним белая как мел. Вся кровь отхлынула от ее лица, и оно казалось совсем прозрачным.
— Продолжайте, — твердо сказала она, и Юрий подивился ее выдержке.
— Мне очень жаль, что вы не ознакомились с работами нашего института, в частности с моими, до того, как взялись за этот проект. Вы могли бы сконструировать действительно современную машину, а так весь ваш труд на девяносто пять процентов пропал даром. Вы изобрели уже давно изобретенное. К сказанному я могу только добавить предложение переехать в Киев и работать в нашем институте.
— Чужими руками хотите жар загребать, товарищ Крайнев, — тихо и зло сказала Марина. Дышать ей стало трудно. Она уже ненавидела Крайнева всем своим существом, и Юрий это почувствовал.
— Если бы вы увидели наши работы, если бы сравнили наши машины с вашим очень еще примитивным самолётом, вы бы никогда не произнесли таких резких и несправедливых слов, — спокойно, без тени раздражения ответил Юрий.
Марина перевела взгляд на Барсова, который был очень обескуражен всем, что происходило на его глазах, и взяла чертежи. Порывисто сунула в портфель тугие листы, щелкнула замками и поднялась.
— Всего хорошего, Николай Александрович, я еще зайду к вам перед отъездом, — сказала она, повернулась и пошла по дорожке к калитке.
Сделав несколько шагов, остановилась и, обращаясь к Крайневу, спросила:
— Значит, вся моя работа проделана напрасно?
Крайнев промолчал. Марина подождала немного и быстро, уже не оглядываясь, пошла, почти побежала к выходу. В саду и на веранде воцарилась гнетущая тишина. Все это было очень неприятно, но Крайнев твердо знал, что поступить иначе не мог.
— Как это неприятно, — сказал Барсов с искренним огорчением. — Так всегда бывает, когда кто-нибудь плохо подготовится к работе.
— Она очень талантлива, — сказал Крайнев. — С первого раза открыла то, до чего я дошел только в четвертой модели.
— Жаль, как жаль! — еще раз вздохнул Барсов.
Они сидели рядом, молчаливые, углубленные каждый в свое. Говорить не хотелось, настроение было испорчено.
Солнце уже клонилось к западу, приближаясь к верхушкам невысоких гор. В воздухе повеяло прохладой. Барсов встал с кресла, Юрий тоже поднялся. Они смотрели на море, на холодную и блестящую, как ртуть, воду.
— Пройдемте в кабинет, — сказал Барсов. — Я покажу вам кое-что интересное. Быть может, это пригодится в вашей работе.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Тучи колючих снежинок пролетали над строительством. Норд-ост гнал их с каждой минутой все быстрее, не давая лечь на землю слоем прочного снега. Ледяная крупа впивалась в лицо, как иголки.
В конторе прораба пятого участка строительства авиационного завода было светло.
В маленькой комнате стоял раскаленный докрасна чугунок, стол, несколько скамей вдоль стен. Над столом висели ходики с бутылкой чернил вместо гири. Прямо на столе, время от времени поплевывая на раскаленный чугунок, сидел прораб пятого участка — Михаил Петрович Полоз.
Перед ним лежали только что полученные большие синие листы, на которых белыми линиями были обозначены контуры теплоэлектроцентрали, чернела подпись начальника строительства в уголке последнего квадрата. Полоз внимательно просматривал их, сначала поодиночке, потом складывал в различных комбинациях, чтобы снова по порядку разложить на столе.
За окном бесновался ветер, но Полоз не обращал на него внимания. В конторе было тепло и тихо, и можно было спокойно поразмыслить над чертежами. Прораб мысленно производил расчеты, перекладывая листы, сердито дымил папиросой, а иногда ругался вслух.
Полоз имел для этого все основания. В проектных конторах всю осень мариновали окончательный проект и рабочие чертежи теплоэлектроцентрали, и только вчера они были получены на строительстве.
Таким образом завтра все будут ему сочувствовать, соглашаться, что строить ТЭЦ зимой почти невозможно, ссылаться на трудности, ругать проектную контору, — одним словом, произойдет один из тех разговоров, которых Полоз терпеть не мог. И самое неприятное заключалось в том, что всем известен срок пуска завода — первое июня; изменить этот срок никто не имеет права, и из создавшегося сложного положения он, Полоз, должен выкручиваться один. Правда, это легче сказать, чем сделать, но придумать что-то необходимо.
Полоз неприязненно посмотрел на большие синие листы. Черт бы их побрал! Ждал четыре месяца, а теперь, когда получил, из-за них одни лишь неприятности. Он сдвинул чертежи на край стола, вынул из кармана блокнот, закурил новую папиросу и стал подсчитывать дни.
Огонь в чугунке угасал. Крутые его бока уже давно покрылись сизой окалиной холода. Ветер снова гулял по конторе, и снежинки не таяли на подоконнике.
Полоз соскочил со стола и, разминая затекшие ноги, подошел к чугунке. Подсыпая уголь, он ежился и пританцовывал. Ветер быстро выдувал тепло. Но вот в чугунке опять загудело пламя, и Полоз сбросил тулуп. На строительство он приехал прямо из армии и до сих пор носил туго подпоясанную широким поясом гимнастерку и сапоги.
Он прикидывал, можно ли строительство ТЭЦ начинать весной. И выходило, что нельзя, потому что остается мало времени, кроме того, весной наступит строительная горячка, не будет хватать рабочих, и вообще на весну надеяться нечего.
Полоз сплюнул. Налетел новый порыв ветра, и пламя в трубе загудело сильнее. От ветра трещали даже скрепы на плохоньких стенах конторы.
— Погодка, — пробормотал Полоз, — хороший хозяин собаку не выгонит.
Домой ему нужно было идти чуть ли не через все строительство, во второй поселок, где стояли уже готовые дома для технического персонала. От одной мысли об этом стало холодно, и Полоз протянул руку к кожуху.