Звездные ночи
Шрифт:
Увидев на улице Ирину Себрову, радист сразу подкатился к ней. Тары-бары. Она слушает, улыбается, посматривает на него искоса. А он все рассыпается, гоголем ходит. Прогулялись туда-сюда. Вроде все ладком получается. Но тут подбежала дежурная — Иру посылают на разведку погоды: на самолете у нее рация. Само собой, радист первого класса — за дело, на связь. А через несколько минут, глядим, он мчится к Бершанской:
— Себрову сбил «Мессершмитт»! — кричит с порога.
— Как это сбил? Вы что… слышали?
— Она успела передать: «Атакует «мессер». И все. Я слышал пулеметную очередь…
Даже испугаться по-настоящему не успели, Руфа говорит:
— Летит!
Самолет приземлился, выскакивает Ирина, жива-здорова, идет, посвистывает. Под испепеляющим» взглядами Бершанской и девушек радист сжался и убежал к себе.
— Над морем напоролись на «мессера», — рассказала Себрова. — Нырнула вниз, в облака, в общем, ушла…
Мы втроем, Ира, Хиваз и я, так увлеклись «эфирной проблемой», что забыли про строевую подготовку. Девушки вышагивают, горланят песни, а мы… Лейла ждать не заставила: влепила нам наряд вне очереди. И вот деваться некуда, мы чистим картошку и, конечно, вынашиваем планы страшной мести рыжему черту.
Явилась вестовая:
— Наряд отставить! Срочно на КП!
Хотя видимость неважная, низкая облачность, ветер, летим — у наших «По-2» новые моторы.
Полтора Ивана на другой день отбыл в штаб дивизии. Не выдержал.
Ночь пятьсот четырнадцатая
Через наш поселок проезжают автомашины с морскими пехотинцами-десантниками, которые спешат к месту сбора. Некоторые останавливаются. Моряки группами подходят к нам, знакомятся, балагурят, назначают свидания — на Крымском берегу, на вершине Митридата. Мы понимаем, что им предстоят тяжелые бои, но виду не подаем, больше того, не скупимся на встречи, кокетничаем напропалую.
— Значит, вечерком?
— Лучше в полночь…
— Я буду в юбке, узнаете?
— У меня в руках будут розы, у него — гитара…
— А что такое полундра?..
Проводив моряков до машины, мы дружно машем руками, улыбаемся. А с другой стороны уже слышится песни!
Не думали, братцы, мы с вами вчера, Что нынче умрем под волнами…Поют с упоением, невольно создается впечатление, что смерть под волнами — это что-то удивительно интересное, приятное.
Больше всех получила приглашений на Митридат Хиваз. Ее пытались даже увезти, но мы были начеку.
Когда остановилась очередная машина, человек семь-восемь подошли к «Шатру шахини», остальные остались в кузове. Один моряк — высокий, стройный — спрыгнул на землю, но даже не посмотрел в нашу сторону. Слегка прихрамывая, он стал разминаться у машины. Хиваз, видимо, решила «подцепить» и его. Подбежала, сунула ему в руку большое яблоко. Вернулась с трофеем — маленькой губной гармошкой. Играет на ней, приплясывает, прямо как заведенная. Лейла этой сценки не видела, была в штабе.
Вечером в общежитии гармошка пошла по рукам, девушки по очереди демонстрировали свои музыкальные способности. Вошла Лейла, удивленно подняла брови.
— Откуда?
— Морячок подарил, — Хиваз протянула гармошку. — Поиграй.
Лейла, присев на койку, начала играть, да так, что все притихли. Но вдруг оборвала мелодию, стала внимательно рассматривать гармошку со всех сторон.
— Ой, Лейла-джан, какая ты молодец, — защебетала Хиваз. — Дарю ее тебе. Поиграй еще.
— Спасибо, — каким-то странным голосом сказала Лейла. — Потом поиграю, устала…
Я почуяла что-то неладное. Глянула — на Лейле лица нет.
— Что с тобой? — тихо спросила.
— Ничего…
Она быстро разделась, легла и, сунув подарок под подушку, укрылась с головой.
На море шторм, дождь. У меня отчего-то ноет сердце, не могу уснуть. Лейла тоже не спит, я чувствую, В ночной тишине нежно воркует гитара, кто-то напевает:
Очи черные, очи страстные, Очи жгучие и прекрасные…На другой день все разъяснилось. Вернее, запуталось.
— Это его гармошка, — Лейла сделала ударение на слове «его». — Я узнала. Есть отметинки. Он меня научил играть на ней, там, в Куйбышеве.
— Но почему он не подошел? Видел же — аэродром, одни девушки. Нет, не может быть, — усомнилась я. — Да и он летчик, а не моряк.
— Ну и что, война. Все может быть, — возразила Лейла. — Я расспрашивала Хиваз. Это был он.
— Что-то не верится. Просто подарил какому-то приятелю, вот и пошла по рукам… А точно — та гармошка?
— Точно. Это он, он, — волнуясь, утверждала Лейла. — Я чувствую.
— Надо проверить, — не уступала я.
— Проверю.
— А как?
— Не знаю. Как-нибудь…
Случай взволновал и меня. Протянув руку, я попросила:
— Дай-ка мне гармошку, погляжу…
Гармошка как гармошка. Бывшая в употреблении.
Ночь пятьсот семнадцатая
В октябре 1943 года войска Южного фронта — он потом был переименован в 4-й Украинский — вышли к Сивашу и Перекопу, крымский капкан захлопнулся. Но немцы не собирались уходить из Крыма. Бои за Керчь были особенно тяжелыми, гора Митридат сверху донизу омыта кровью.
На Керченском полуострове находилось 85 тысяч гитлеровцев, 70 батарей береговой и зенитной артиллерии, много танков и самолетов. Прибрежная полоса в районе Керчи — сплошное минное поле, у берега постоянно патрулировали фашистские военные корабли.
Бершанская, как всегда, провожает нас в полет. Затем, поглядывая на часы, она будет ходить до рассвета по аэродрому, глотая гарь, тревожиться.
Мой штурман сегодня — Хиваз. Летим над Керченским проливом. Встречный ветер, мелкий, как из сита, дождь. Сырой воздух распирает легкие. Лейла где-то впереди.