Звездные ночи
Шрифт:
Вспыхнули десятки прожекторов, и мы увидели внизу катера, мотоботы, тендеры, лодки. Кажется, они стоят на месте. С берега по ним бьют орудия, пулеметы. Пролив расцвечивается зловещими кострами. Наша задача — поддерживать десантников, подавлять огневые точки врага, гасить прожекторы.
Часть лучей перекидывается на нас. В перекрестье будто застыл «По-2».
— На прожектор! — крикнула Хиваз. — Сброшу две…
Но прожектор почему-то погас раньше, чем отцепились бомбы.
— Испугались, — говорит Хиваз, — я не промахнулась бы. Айда на второй круг…
Во время третьего вылета, глядя на горящие суда, мощные фонтаны взрывов, кинжальные полосы трассирующих пуль, я с горечью подумала: «Неудача… Десант разгромлен».
— Магуба-джан, гляди, берег горит!
В районе поселка Эльтиген, южнее Керчи, в оранжевом тумане сверкают разрывы снарядов, взвиваются и распадаются на части столбы дыма. «Часть десантников все же высадилась, — без особой радости подумала я. — Они там сгорят».
Но они не сгорели, хотя в ту же ночь родилось название «Огненная земля». Сорок дней и сорок ночей удерживали десантники клочок керченской земли.
Тогда, в ночь с 31 октября на 1 ноября, мы еще не думали, что действия нашего полка будут определять судьбу «Огненной земли».
Десант 18-й армии у поселка Эльтиген был вспомогательным. Гитлеровцы нащупали его в проливе прожекторами и открыли убийственный огонь. На берег удалось высадиться лишь передовому отряду. Остальные десантники частью погибли, частью вернулись в Тамань.
Передовой отряд занял Эльтиген. Утром немцы обнаружили, что десантников мало, бросили на плацдарм танки, рассчитывая одним ударом разделаться с горсткой храбрецов. В течение часа десантники, действуя гранатами и противотанковыми ружьями, успешно отражали натиск врага. Наконец, удалось наладить связь с Таманью. Командир передового отряда прохрипел в трубку:
— Огня! Огня дайте!
С Таманского полуострова ударила наша артиллерия, «катюши». Немцы, казалось, затихли, но лишь на время, чтобы снова ринуться в бой.
Девять яростных атак отбил героический отряд в первый день. Боеприпасы были на исходе. Прижатые к морю, десантники поднялись все, даже раненые, и во весь рост сами ринулись в атаку. Гитлеровцы дрогнули и отступили. А вечером прибыло пополнение.
Второго ноября в десять часов вечера с косы Чушка по району северо-восточнее Керчи открыли огонь более 400 орудий и два полка «катюш». Через двадцать минут огонь перенесли в глубину вражеской обороны. Под его прикрытием на берег высадились штурмовые группы основного десанта. К исходу пятого ноября десантники захватили плацдарм, его длина по фронту составляла десять километров, глубина — шесть.
В те дни Совинформбюро ежедневно сообщало о ходе боев на «Огненной земле» и на северо-восточном плацдарме.
Седьмого ноября: уничтожено более тысячи гитлеровцев, захвачены пленные…
Восьмого ноября: уничтожено более 800 солдат и офицеров противника, шесть танков…
Двенадцатого ноября: десантники северо-восточного плацдарма вклинились в оборону противника, окружили и уничтожили 1500 немцев, многие гитлеровцы утонули в море. Захвачено более 20 орудий, десять прожекторов…
Совинформбюро сообщало и о действиях нашего полка. Это были «максимальные ночи». Однако я забежала вперед. Вернемся назад, пойдем, как говорится, на второй круг…
Ночь пятьсот двадцатая
— Построиться поэскадрильно! Перед КП! — выкрикнула дежурная.
На море шторм, облика, словно крылатые чудовища, проносятся над аэродромом. Наташа Меклин выносит полковое знамя. Рядом с Бершанской — незнакомый морской офицер.
— Симпатичный какой! — услышала я за спиной быстрый шепот.
— Товарищи гвардейцы! — в голосе Бершанской звенит сталь. — Командование армии объявило вам благодарность за успешные, самоотверженные действия в операции по высадке десанта южнее Керчи.
В наступившую паузу врывается дружное:
— Служим Советскому Союзу!..
— Сейчас огнеземельцы, — продолжала Бершанская, — находятся в очень трудном положении. Они оттянули на себя основные силы керченской группировки противника, но у них на исходе боеприпасы, продовольствие, нет медикаментов, воды. В море шторм, пробиться нашим судам к Эльтигену не удается. Сбрасывать грузы с больших самолетов бесполезно, плацдарм слишком мал. По летной инструкции я не могу приказать вам лететь. Погода нелетная. Но кто хочет добровольно протянуть руку помощи отважным огнеземельцам — два шага вперед!
Строй колыхнулся, мы шагнули все, как одна.
Морской офицер взволнованным голосом поблагодарил нас, назвал соколами…
С автомашин выгрузили мешки, оружейницы и техники подвесили их вместо бомб. Лейла, прикрывая лицо от ветра планшетом, бегает от самолета к самолету. Она должна лететь первой. Бершанская напоминает!
— Ориентир три огня, треугольник возле школы…
В полете Хиваз молчит, и это как-то непривычно.
— Апа-джан! — вдруг обращается она ко мне взволнованным голосом.
— Что, детка? — настораживаюсь я.
— Этот дядька с гармошкой… Он что, обидел Лейлу?
— Темная история.
— Вот сброшу ему прямо на голову…
— Правильно, — невольно улыбаюсь я, — так и надо, целься получше.
— А я ему яблоко дала. Лучше бы сама съела…
Ветер тащит нас через пролив, никакого мотора не надо. Но я даю полный газ, набираю высоту. Летим вслепую, кругом чернота. Вся надежда на штурмана.
— Пора снижаться, товарищ командир.
— Ты не ошиблась, Хиваз? Все точно?
— Как в аптеке!
— Тогда ищи огни.
— Увижу, Магуба-джан, не беспокойся, у меня глаза острые, как у степного орла.
Впереди зажигаются бледные шары — это зенитки бьют по самолету Лейлы. Прожекторов не видно, лучи застревают в тучах.
— По расчету, огонь открыли, когда Руфа уже отбомбилась, — обрадованно сообщает Хиваз.
— Не отбомбилась, а сбросила груз, — поправляю я.
— Да, правда. Всю ночь будем летать, выручим наших кавалеров! На меня один так смотрел, как будто…