Звездные ночи
Шрифт:
Она давно мечтает стать пилотом, сегодняшние полеты — последний экзамен. Если нас не собьют, я завтра утром первая от души поздравлю ее.
«Есть же на свете люди, которые так любят оружие», — с некоторым недоумением думаю я, глядя, как Рая дышит на пистолет и тщательно протирает его чистой тряпкой. Наконец положила в кобуру, поправила гимнастерку, взглянула на часы.
— Магуба, давай твой пистолет почищу заодно, — предложила она.
— А успеешь?
— Успею.
Мое оружие в порядке, но я тронута заботой девушки и не в силах отказать ей.
Так же любовно, как свой, она разобрала мой пистолет, продула каждую детальку, протерла, быстро и ловко собрала, проверила, хорошо ли ходит затвор. Приятно смотреть на ее тонкие, гибкие, как у пианистки, пальцы.
— Спасибо, Раечка…
Наш последний совместный полет запомнился мне на всю жизнь.
По очереди управляя самолетом — в штурманской кабине имеется приспособление, позволяющее брать управление на себя, — мы сделали в ту ночь пять вылетов. Прямо радость охватила: станция вся в огне, и сами мы целехоньки, ни единой царапины. Рая на прощание поддала жару, сбросила термитные бомбы. Так сказать, поставила последнюю точку. Мы возвращались на аэродром уже на рассвете.
— Генерал Енеке, наверно, рвет и мечет, — сказала Рая. — Крепко мы ему насолили сегодня. По-моему, в Багерово есть наш разведчик, как ты думаешь? Есть, конечно. Только прибыл эшелон с горючим, а мы тут как тут…
Генерал Енеке — командующий двухсоттысячной армией, обороняющей Крым. Гитлер стремится любой ценой удержать полуостров, так как пока немецкие войска здесь, они сковывают наши силы на юге, и Черноморский флот вынужден ограничивать свои действия. Кроме того, как рассказала нам Мария Ивановна Рунт, владея Крымом, гитлеровцы прикрывают румынские нефтяные промыслы и оказывают политическое давление на Турцию.
Разумеется, Крым фашистам не удержать. Наши главные «полковые стратеги» Таня Макарова и Вера Белик давно все рассчитали. Правда, сроки наступления, предсказанные ими, оказались неточными, но своих ошибок девушки не признают — разве могут они ошибаться? Просто операция по освобождению Крыма задерживается из-за того, что выпало слишком много снега, такой зимы не помнят даже старожилы.
На станции Багерово, по-видимому, в самом деле орудует наш разведчик, может быть, даже не один: эту перевалочную базу мы «обрабатывали» не раз и всегда заранее знали, где размещены прибывшие грузы и что они собой представляют. Но говорить на эту тему не хочется, меня клонит в сон, хотя я сгрызла за ночь несколько плиток шоколада «Кола». Рая сегодня выделывала над станцией умопомрачительные номера, как акробатка под куполом цирка, но когда я спросила, не устала ли она, весело ответила: «Только разошлась!» Незаметно я задремала и проспала бы, наверное, всю дорогу, если бы не испуганный возглас Раи:
— «Мессер»!
Сонливости как не бывало.
— Беру управление на себя, — как можно спокойнее сказала я, хотя сразу сообразила, что мы обречены.
Фашистский летчик тоже увидел нас. Он летел навстречу, чуть правде, и мог бы сразу сбить беззащитный «По-2», но решил, видимо, покуражиться. Уменьшив скорость, он откинул фонарь кабины и, пролетая мимо, ухмыляясь, показал два пальца. Лицо одутловатое, с приплюснутым носом и бульдожьей челюстью. На хвосте и фюзеляже «мессера» намалеваны какие-то уродливые звери и птицы — для устрашения противника.
Рассветное небо было ясным, высота полторы тысячи метров, внизу Азовское море. Кажется, шансов на спасение никаких. Страх пришел и ушел, осталась одна тоска. Даю полный газ — маневрировать уже нет смысла. С горькой нежностью думаю о самолете. Мы получили его недавно, в связи с созданием новой эскадрильи, «По-2» делают в Казани, за приборной доской мы обнаружили послание молодых ребят-комсомольцев, рабочих завода. Обращаясь к летчику, они писали: «Желаем долететь до Берлина…»
Серые, холодные волны, уходящие за горизонт, кажутся неподвижными, они словно отлиты из гранита, «Наше надгробье, — подумала я, выжимая из мотора все силы. — А Рая молодец, сидит и не шелохнется. Пусть посмотрит этот пират, как умирают советские летчицы…»
Но Рая Аронова шелохнулась.
Немец сделал разворот и приблизился к нам с другой стороны. Набрал высоту, атакует сбоку, но стрелять не торопится. Снова, высунув руку, показал два пальца. Что он хочет этим сказать, непонятно.
В этот момент я услышала пистолетный выстрел. Второй. Третий… И «мессер», клюнув носом, в отлогом пике пронесся под нами и врезался в волны. Длинный хвост задрался, встал вертикально…
— Сдох! — не своим голосом закричала Рая. — Магуба, он сдох. Капут! Ты видела?
Я не могла вымолвить ни слова, онемела от нежданной радости. Вдруг захотелось исполнить какой-нибудь «танец» в воздухе, не знаю, как и удержалась.
«Почему он показывал два пальца? — немного успокоившись, задумалась я. — Хотел сказать — вас двое? Но это очевидно, нет смысла считать. Может быть, изображал первую латинскую букву в слове «Виктория»? Победа… Нет, вряд ли. Истребитель новейшей марки, последнее слово немецкой военной техники и фанерный «По-2» — силы слишком неравные, чтобы вести речь да еще на пальцах о какой-то победе. Безоружного человека, стоящего у стенки, которого расстреливает целый взвод, никто не станет уверять, что он побежден…»
И все же я, кажется, догадалась, что хотел нам внушить фашистский ас. Вероятно, именно он атаковал самолет Дуси Носаль. И вот — вторая жертва, второй «По-2», как он был уверен, на его счету. Двойная ошибка…
«Пистолет отблагодарил тебя за ласку», — хотела я сказать Рае, но промолчала. Наверняка эта мысль ей самой пришла в голову.
До самого аэродрома мы летели молча. Выйдя из самолета, я попросила у штурмана пистолет и на глазах Бершанской, группы техников поцеловала его. Никогда не думала, что буду целовать оружие, а вот довелось.
— Задание выполнено, — доложила я командиру полка. — На обратном пути нас атаковал «Мессершмитт-109», штурман Аронова выстрелами из пистолета сбила его.
Лицо Бершанской дрогнуло, она кивнула головой и сказала:
— Расскажите подробнее.
Я рассказала.
Раю обступили, поздравляли, расспрашивали. Уходя, я слышала ее лепет:
— Да что вы… Ну, выстрелила. Этот же инстинкт самосохранения…
Герой Советского Союза Рая Аронова из скромности или из опасения, что ей не поверят, никогда не рассказывала об этом случае, а в своих военных воспоминаниях приписала факт, свидетелем которого я была, совсем другому человеку, безымянному пилоту какого-то разведывательного самолета. Но с «мессером» она расправилась своей рукой у меня на глазах. Это произошло в феврале 1944 года. Более точную дату указать не могу, прошло столько времени. Возможно, рассказывая и о других событиях, я иногда допускаю неточности в датах, не судите меня строго за это. Что-то может сместиться в памяти, хотя я на нее и не жалуюсь пока.