Звёздный Спас
Шрифт:
Это был замечательный праздник, шампанское лилось рекой и, главное, не кончалось. Тосты следовали один за другим, а после боя курантов, когда встретили старый Новый год и накал вечеринки несколько приугас, Кеша вдруг объявил, что просит считать продолжение праздника ни больше ни меньше как его помолвкой с Фивой. Он демонстративно поднял руку с перстнем в щепоти и показал всем, чтобы видели.
За столом начались вскрики, шум-гам – в общем, восторженный галдёж. И вдруг – яркий синий всплеск, то ли звёздного полотнища, то ли света, будто от лампочки, сгоревшей в соседней комнате.
Фива, сидевшая рядом с Кешей, медленно и торжественно встала во весь рост. Вместо обычного платья в синий горошек, в котором была, всем привиделась она в фате и белом подвенечном платье. В сознании у каждого тоже будто что-то внезапно сгорело. Все разом закричали: «Горько!» И на какое-то мгновение оцепенели. Несуразность свадебного требования ещё звучала в ушах, а Фива вновь предстала в обычном платье. Единственное, что было от той, привидевшейся, – горделивость осанки, с какою она подала свою руку, чтобы принять перстень.
Надевая его на палец, Кеша сказал, что свадьбу сыграют попозже, они не будут загадывать когда, как только – так сразу. Однако всех присутствующих они с Фивой неукоснительно хотели бы видеть на свадьбе. Все радостно зашумели, а Ксения и Агриппина предложили сыграть её Восьмого марта, потому что в апреле у них как геодезистов работа в поле.
Потом ещё повторялись видения с подвенечным платьем. Но более всего запоминались поведенческие действия окружающих. В особенности дантиста – Диониса и Кислородного Баллона – Сатира. На них как будто были надеты те же, что и прежде, чёрные костюмы, белые сорочки и галстуки. Они были так же внимательны и обходительны со своими подругами. Но всякий раз, когда синий всполох выплёскивался как бы из соседней комнаты, парни на мгновение цепенели, а потом надевали солнцезащитные очки, которые каким-то образом извлекали из рукавов.
С девушками никаких заметных метаморфоз не происходило. Лишь в один из всполохов Ксения Баклажкина со свойственной ей бесцеремонностью уличила своего ухажёра в обмане.
– Что ж ты, Сатир, клялся, что обновил лампочки во всех комнатах, а про умывальную забыл?
Она считала, что какая-то из лампочек перегорела в умывальной.
Никто не обратил внимания на её замечание. В сонме других противоречий оно было как бы накрыто всепоглощающей объёмностью настоящего, обильно перемешанного с шампанским. И только Кеша, который, хотя и купался в приятности настоящего (счастье оглупляет), всё-таки обратил внимание на противоречивость в замечании Ксении Баклажкиной. Противоречивость заключалась в том, что ни Сатир, ни Дионис никогда прежде не занимались здесь, так сказать, работами по хозяйству. И вдруг Ксения уличает их в том, чего никак не могло быть по отсутствию самого факта данного действия.
Кеша непроизвольно сконцентрировался на противоречии и ощутил, что они с Фивой, а вслед за ними и все присутствующие мгновениями оказываются в будущем, на свадьбе, которой ещё не было. Отсюда противоречивость, отсюда путаница, как бы накладывающаяся на опьянение. Кеша увидел в руках Диониса и Сатира солнцезащитные очки, снабжённые сканирующими устройствами,
Да, он знал, но теперь его смущало другое противоречие. Парни совсем не походили на спецсотрудников. Кеше не хотелось докапываться до истины, это отвлекало его от праздника, в котором каждая минута настоящего времени была минутой его личного счастья.
«Нет, эти ребята ещё не следят за нами. Всё это будет потом, и то только потому, что мы поведём себя неподобающим образом, ведь счастье оглупляет – не так ли?» – мысленно сказала Фива и весело засмеялась. Засмеялась вполне реально, но это не бросилось в глаза потому, что её переполняло счастье.
Кеша в ответ тоже засмеялся.
«И всё-таки в этих парнях есть нечто, что к нашей свадьбе превратит их в полноценных ищеек СОИС».
«Наверное, будущее уже сказывается на их настоящем».
«И только?!»
Весело взглянув друг на друга, Кеша и Фива как бы беспричинно опять засмеялись. Они были в восторге, что перешли на речь без слов, что понимают друг друга на сверхчувственном телепатическом уровне. Их забавляло, что язык без слов недоступен окружающим. И в то же время все присутствующие на помолвке глубоко убеждены, что общение без слов есть и доступно каждому.
Глядя на них, Ксения Баклажкина сказала:
– Ишь как воркуют голубки!
– А тебе что, завидно? – неожиданно с обидой спросила Агриппина Лобзикова.
– Да, завидно, – ответила Ксения Баклажкина. – Позже нас начали дружить, а уже помолвка, к свадьбе готовятся. Не то что некоторые, лампочку толком вкрутить не в состоянии.
«Кажется, воздействие будущего переходит всякие границы», – мысленно заметила Фива и, не скрывая радости, сказала:
– Девчата, вы тут оставайтесь, а мы с Иннокентием уходим.
– Куда уходим, почему уходим и вообще, что это такое?! – как всегда по-командирски, возмутилась Ксения Баклажкина и невольно отвлекла внимание от своего очередного противоречивого заявления.
Отвлечь отвлекла, но и усилила желание влюблённых немедленно покинуть застолье, остаться наедине.
Фива весьма быстро надела сапожки. Накинула пальто и, повязав шарф, подбежала к подругам.
Пока девушки целовались, Кеша сказал парням, что в прихожей, возле вешалки, их ждут дополнительные пакеты с апельсинами и шампанским.
– Нет ничего тайного, что бы не стало явным, – на этот раз во всеуслышание заметила Фива.
И, взяв Кешу под руку, переполненная счастьем, мысленно поторопила: пора уходить, не ровен час они окажутся на своей свадьбе.
Глядя на неё, девчата не скрывали зависти.
– Ну что ж, уходя – уходите, – как будто уже досадуя, что они всё ещё здесь, сказала Агриппина Лобзикова.
Ксения Баклажкина поддержала.
– Да-да, испаряйтесь!
– Сейчас выйдем на лестничную площадку и испаримся, – весело пообещала Фива.
Они с Кешей действительно вышли на площадку и действительно испарились.
Во всяком случае, ни Лобзикова, ни Баклажкина, ни их ухажёры-хахали, как ни прислушивались к шагам на скрипящей лестнице и под окнами, ничего не услышали.