Звездный удар
Шрифт:
— Возможно, но, кроме этого, я просмотрел историю его деятельности. Ты знаешь, что после последней галактической революции он только один раз встречался с Ахимса лицом к лицу? И за все это время он, исключая единственный случай, не делился молекулами ни с одним из Ахимса.
Бока Созерцателя затрепетали.
— Само по себе это не так страшно. Ты говоришь, что он не делился ни с кем из Ахмиса? Ни с кем из Оверонов?
— Да. Перед тем как отправиться в свою последнюю экспедицию, Толстяк встретился с Тэном.
Созерцатель не справился со своей оболочкой — нижнее основание потемнело.
— С Тэном? Но все равно еще рано делать какие-либо выводы. Догадываюсь, ты попытался установить с ним контакт.
— Тэн, как обычно, отказывается отвечать. Но его штурман ответил и подтвердил, что Толстяк встречался с Овероном и провел какое-то время в беседе. Когда я спросил о Шисте, он сказал, что ничего не слышал о Чиилле или о каком-то другом Шисти в связи с этим делом, что Тэн не упоминал Шисти тысячелетиями.
— Что-то еще?
— Штурман не сомневается, что Тэн и Толстяк обменялись молекулярной информацией.
— Тэн. — Созерцатель слегка обвис, поднял свои глаза-стебли. Его основание похрустывало.
— Ты знаешь его историю.
— Когда Тэн впервые попал в эту галактику. Рыжик служил у него Круглым штурманом. А теперь Толстяк, о котором мы беспокоимся, тоже встретился с Тэном. И обменялся с ним молекулярной информацией. Но ведь Тэн ни с кем не общался… сколько времени?
— Два галактических года? Может быть, больше? Очень давно Коротышка и еще кто-то пытались вступить с ним в контакт, даже предлагали разделить весь разум, но Тэн наотрез отказался.
— Может быть, Тэн чем-то очень занят? Может, он обучает Толстяка?
— Не знаю. — Болячка сомневался. — Если бы Толстяк встречался с кем-то другим, я бы вообще отбросил в сторону все волнения.
— Тэн. — Бока Созерцателя еще чуть-чуть провисли. — Ненавижу, когда он сердится.
— Я бы с удовольствием прекратил этот разговор, но ты же видишь: события развиваются очень странно.
— Рыжик был штурманом Тэна. Я все время думаю об этом.
— И Рыжик сошел с ума.
Раштак ворчал и дребезжал сам с собой, изучая отчеты Совета, просматривая информацию кадр за кадром. Он вызвал своего коллегу советника Хакбара и увидел появившееся на экране изображение самца-раба.
— Система закрыта. Второй советник Хакбар отказывает просителям. Наши ресурсы закрыты! — раб поднялся в полный рост, в основных глазах его была решимость.
Раштак, удивленный отказом, сделал повторный вызов, и только потом его осенило.
— Бросьте! Я Раштак, Первый Советник Тахаака. Позовите Хакбара. Немедленно! Очень важное дело. Мне нужна информация…
— Наши ресурсы закрыты! – настаивал раб. — Обратись к кому-нибудь другому! — Экран потух.
Раштак нервно загрохотал. Он попытался соединиться с промышленной системой, но линия молчала, и это не удивило его.
— Фиолетовое проклятие циклам! — Раштак хлопнул своими резонаторами по полу и, не прекращая переступать с ноги на ногу, внимательно посмотрел на экран. — Гомосапиенсы летят к нам среди звезд, а они начали строить баррикады!
Он подключался к разным системам, но ему не удалось получить никаких сведений ни о Толстяке, ни о его грязных животных.
— Но что все это значит? — Раштак неуверенной походкой зашагал к пищевому автомату и нажал клешней на кнопку. Ему пришлось надавить на кнопку несколько раз.
— Фиолетовые проклятия! Что же делать?
Центральная дверь отворилась, и он увидел запруженный народом коридор. Самцы-рабы с пакетами, в которых, наверно, лежали подарки для задабривания хозяина, заполнили широкий коридор, они толкали друг друга, стремясь первыми попасть к двери. Пол гудел под их весом. Они текли сплошным потоком дребезжащих, хнычущих тел. Запах кардамона, сопровождавший всех просителей, ядовитой волной окутал Раштака.
Раштак отшатнулся, его обонятельные органы впитывали мольбу. Он поднялся в полный рост, а самцы-рабы канючили, просили о помощи, восхваляли его величие.
Он очень быстро капитулировал, их мольбы набирали силу, блокировали его мозг, и он стал забывать, почему же он в такой безумной манере покинул комнату. Один из меньших глаз уловил голографическое изображение гомосапиенса, вытаскивающего красный орган из груди мертвеца: эта картина по-прежнему заполняла одну из стен. Теперь она взывала к нему из бездны. Биология вступила в схватку с воображением, медленно уступая дорогу растущему страху.
Гомосапиенсы! Угроза Толстяка! Чиилла!
Самцы-рабы толпой ввалились в его комнату. Море громоздких тел терлось и дребезжало, выражая признательность. Звон их стенаний мешал сосредоточиться.
— Нет! — Раштак снова поднялся во весь рост, делая попытку отделить мысли от эмоций. — Нет! Циклы сейчас ни к чему! Убирайтесь отсюда!
Но они не слушали. Вот почему пищевой автомат Бакгила отказал. Циклы наступили.
Циклы? И уже поздно…
—О, фиолетовые проклятия! Нет! Не сейчас!
В отчаянии Раштак ринулся вперед, ему приходилось перелезать через тела плачущих просителей. Наконец его шаги загрохотали по коридору.
Не обращая внимания на хнычущих самцов-рабов, он добрался до комнат Аратака. За ним следовал бесконечный поток дребезжащих, щелкающих просителей, которые умоляли его о защите.
— Сумасшествие! — на бегу пробурчал сам себе Раштак — Гомосапиенсы рядом что-то затевают, а мы все тут спятили!