Звездолет с перебитым крылом
Шрифт:
Глава 10. Анна, всё в порядке?
Я буду жить долго. Очень долго, гораздо дольше, чем я хотел бы сам. Я увижу много, и почти все, что я увижу, будет ужасно. Я переживу всех, кого знал, и всех, кого любил, я переживу людей, города, реки и страны. Они исчезнут, забудутся, потонут в песке и равнодушии. Время кончится, осядет, как апрельский снег под солнцем, превратится в траурный шепот, он заполнит собой все, будет шелестеть даже во сне. То лето восьмидесятого года останется самым счастливым временем моей жизни. Оно покроется пылью, но не забудется. А дальше все будет по-разному, иногда хорошо, иногда не очень, но никогда на меня больше так честно не посмотрят звезды.
Звездолет не полетит. Его даже не построят. Никому не нужны будут эти осколки мирового льда, зависшие в пустоте.
Пройдет пятьдесят лет, и я увижу его снова, это будет пятница. Утро, жизнерадостные новости, передача «Ежедневный бросок», моя любимая.
Я, измученный бессонницей, буду сидеть на диване и ровно в половине восьмого проснется Волна, утренний «Ежедневный бросок».
Сначала про отдых на южных побережьях, потом про кредиты, потом про новый «Тандер» на полярных батареях, купите «Тандер» и отправляйтесь на нем к южным побережьям.
Потом про культуру, потом погода, потом сводки с полей и новости техники. Пройдет всего пятьдесят лет, и я увижу его снова.
«Ежедневный бросок».
Физики Зеленоградского кластера решили проблему рассеивания луча и представили прототип ручного импульсного генератора.
Обычно я не очень смотрю новости, больше слушаю, но почему-то в тот раз я взглянул.
Я увидел его в руках у невысокого улыбчатого человека в белом халате.
Он немного отличался — и разрядная трубка, и ребристые накладки, и сама рукоять. Он был серебристого цвета, но спутать его ни с чем другим я не мог. Тот же косой скос экранов ствола, тот же массивный тыльник, та же рукоять, отлитая из резины и металла одновременно.
Такой же, как выпал из куртки Анны.
Только из рукояти этого торчал толстый силовой кабель, тянущийся к чему-то по размерам весьма напоминавшему космический ранец. Белый халат пояснил, что пока не удалось справиться с критическим весом аккумулятора и для всего лишь единичной накачки импульса требуется энергоноситель весом в пятьдесят килограмм. Но при снижении веса хотя бы до десяти килограмм и увеличении емкости батарей можно с уверенностью говорить о том, что ручное лучевое оружие создано. Пока же это всего лишь полностью рабочий прототип.
В доказательство белый халат улыбнулся и выстрелил.
Из ствола на секунду вырвался прозрачный зеленый луч. Он уперся в стальной блок толщиной в метр, пробил его насквозь, воткнулся в бетонную стену. Металл вскипел, бетон выгорел и стек на пол яркими багровыми наплывами.
Белый халат воинственно дунул на ствол и сообщил, что скоро его лаборатория решит проблему с энергоносителем и нашей армии на вооружение поступит непревзойденное штурмовое оружие. Что, безусловно, раз и навсегда качнет маятник в нашу сторону.
Я продолжал сидеть и смотреть «Ежедневный бросок».
Ранний вечер на берегу.
Еще веселое солнце. Анну. Дюшкин хрип и пузыри у него на губах. Марка, заходящего ко мне сбоку и осторожно, незаметно выпускающего в ладонь нож, и движение головы Анны — нет. Нет. Не надо.
А потом Дюшка выплюнул воду.
— Жив, — сказал я.
— Мама, — сказал Дюшка.
— Ребра ему сломала, — сказала Анна и улыбнулась.
— А как без этого? — усмехнулся Марк. — Без поломанных ребер и не бывает.
Не бывает. Дюшка простонал.
— Ты мне тоже тогда сломала, помнишь? — Марк окончательно зашел мне за спину.
И я чувствовал. Что он готов, готов выхватить нож из рукава и воткнуть его мне в горло привычным отработанным движением. Что он так делал уже не раз, в чем-чем, в ножах Марк разбирался.
Я стоял смирно, особо не двигался. И старался не удивляться. И не смотрел в сторону лежащего справа от меня оружия.
Анна снова покачала головой.
— А я всегда говорил, что надо плавать учиться, — сказал Марк.
Он обошел меня, наклонился, подобрал бластер и спрятал под свитер.
Дюшка открыл глаза и ойкнул от боли: Анна действительно сломала ему ребра.
«Ежедневный бросок» продолжался. Рассказывали про старушку, которая зачем-то вырастила дома огромную лягушку и теперь не знала, куда ее девать. Рассказывали про земляную дыру в Китае и облачную дыру над Китаем. Про человека из Индонезии, установившего мировой рекорд битья себя по голове ногами в минуту. Про очередную говорящую свинью и про недавно расшифрованные предсказания древних мудрецов, которые вот-вот…
— Ну что? — спросил Марк. — Видел их?
— Кого? — хрипло не понял Дюшка.
— Сначала белый коридор, потом апостол Петр со штангенциркулем. — Марк засмеялся.
— Какой апостол…
Апостол Петр со штангенциркулем. Я запомнил. Я вообще запомнил тот день очень остро.
Я отправился в столовую, выжал сок, капнул ментола и прозрачной дряни со вкусом гуавы.
Тогда…
Тогда Дюшка сел и сразу заплакал. А Анна села с ним рядом, обняла за плечи и гладила по голове.
— Он шутит, — сказала Анна. — Все будет хорошо, поверь мне. Уж я-то знаю.
Марк стал свистеть и с независимым видом бродить вокруг. Дюшка хлюпал, вытирал сопли и ничего не говорил. Анна выгребала из кармана размокшие и сломанные сигареты.
— Все хорошо будет, — говорила она. — Все хорошо.
— Да… — кивал Дюшка. — Хорошо…
Всю обратную дорогу он молчал. Иногда останавливался, приваливался к дереву и дышал, скрежеща зубами, ойкал и хватал себя за бок.
Тяжело ходить со сломанными ребрами. Наверное, все-таки не сломаны, а потресканы, со сломанными он не смог бы.