Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина
Шрифт:
Гено попытался высвободить руку, но Мака стискивала его локоть изо всех сил.
— Несчастная!.. Несчастная, несчастная!..
— Перестань, Мака!
— Несчастная, Гено, несчастная!..
— Говори же, в конце концов, что случилось!
— Всю ночь, Гено, всю ночь, всю эту треклятую ночь я ехала с ворами, с бандитами… Всю ночь… Гено, почему ты отпустил меня одну, почему? Почему погубил меня?
— Как погубил?
Мака подняла голову и с укором взглянула на мужа.
Это была ложь, которой она боялась, которая родилась в ней самой, не вне ее, а в ней самой, и так мучительно было произносить ее, что глаза наполнились слезами.
— В соседнем купе разговаривали ночь напролет,
— А в твоем купе?
— Двое. Они поднялись после, на следующей станции. Только увидели меня, закрыли дверь…
«Я говорю неправду. Все это неправда».
— Да, но куда люди подевались?
— Никого, Гено. Я же сказала, за стеной два или три голоса… А в купе никого. Когда я увидела тебя, хотела крикнуть. Они заметили, попритихли, в шутку попытались обратить… Потому я и не подошла к тебе, вбежала в зал ожидания, боялась, что и там догонят, за тебя боялась… Ох, какая я несчастная… Я солгала тебе, Гено! Мне нельзя верить! — Она хотела еще что-то сказать, но опять слезы подступили к горлу и отнялись слова. — Я солгала, что видела дурной сон. Никакого сна я не видела, не верь, Гено!.. Не верь, я совсем не спала, ни минуты… всю ночь не сомкнула глаз… Я солгала тебе, Гено…
В маленьком, но сильно разбросанном городке от типографии, которая все еще ютилась в покосившемся, давно не ремонтированном доме, до нового помещения редакции было с полкилометра пешком, а потом еще вдвое больше на автобусе. Постройку нового здания обещали скоро закончить, и хоть об этом не без умысла печаталось в газете, кто знает, сколько еще лет предстояло ждать. Редакция же переселилась в здание райкома, в три большие комнаты, одну из которых занял новый редактор. Все эти изменения произошли за те две недели, в которые руководство газетой принял Ираклий Поликарпович. Раньше, при мягком, уступчивом Доментии, никому и в голову не могло прийти, что в помещении райкома найдется место для всего штата редакции или что кабинет редактора может находиться не в махонькой, отгороженной в конце коридора клетушке, где даже мыши не заводились из-за тесноты. Но пришел новый человек, и сразу за какие-нибудь две недели нашлись и комнаты, и средства подремонтировать их на скорую руку. Провели даже телефоны. Теперь и у Гено есть «собственный» номер, но из редакции в типографию все равно приходится ходить по три раза в день. Ираклий Поликарпович собирается ввести также новый режим дня. Позавчера он объявил литсотруднику выговор за опоздание с перерыва, а остальных строго-настрого предупредил: со мной старые штучки не пройдут. Бывшего редактора он больше никак не упомянул.
Мака даже не знает, какие события происходят сейчас в редакции. В сутолоке прошедших дней Гено успел сказать ей, что Доментия перевели, но больше они об этом не говорили.
Гено нужно было зайти в типографию — вычитать гранки завтрашнего номера — и уже оттуда поехать в редакцию. Он не предполагал, что задержится, потому что не собирался провожать жену до дому. На станции, когда прибывшие высыпали из вагонов, а Маки все не было, он подумал, не случилось ли чего в Ианиси. Может быть, состояние Симона ухудшилось и она не смогла уехать? Больной отец, сумасбродный брат, рассеянная мать, беспомощная невестка, да мало ли что… Еще какая-то Нуца…
Гено даже загрустил: ждал, ждал, а Мака не приехала. Может быть, не нашлось кому проводить так поздно, — не каждый потащится на вокзал среди ночи. Он пожалел, что не поехал с Макой, но она, как нарочно, выбрала неурочное время… Нет, нет, он не должен так думать о жене… Чем же в таком случае объяснить ее вчерашнее поведение? Возможно, она и вправду не вспомнила раньше об одолженных деньгах. Мака не хочет, чтобы ее друзья знали, как туго им приходится сейчас, и эта черта по душе Гено. Но во вчерашнем поведении Маки было что-то не свойственное ей, что-то несоответствующее…
Почему я не поехал в Ианиси?.. Где это слыхано — женщину одну на поезд отпускать… Гено даже усмехнулся своим мыслям — теперь даже моя матушка так не рассуждает.
Когда началась посадка на поезд, он решил уйти. Настроение испортилось вконец, не хотелось возвращаться на работу. Потом он вспомнил: зайду-ка в типографию, просмотрю гранки. Так он подумал, но не ушел. И тут увидел Маку. Судя по ее виду, она совсем не ожидала встретить мужа на перроне: втянув голову в плечи, ссутулясь, она почти бежала. Гено, конечно, узнал ее, но в первое мгновение усомнился — слишком уж отличался этот суетливый бег от легкой, свободной походки Маки, — и потому окликнул ее. Мака не могла не услышать, он крикнул достаточно громко. И она услышала. Гено видел, что услышала, — она замерла на мгновение, вернее не замерла, а вздрогнула так, что посторонний глаз даже не заметил бы этого. Гено позвал еще раз, еще… Он не скажет жене: я, мол, звал тебя, а ты сделала вид, что не слышала, но знает точно, что так оно и было. Может, отец умер? — подумал он. Нет, причина была не в этом. Наконец он догнал ее у выхода. И что же? Что она сказала? С подонками, говорит, ехала всю ночь?!
Перед единственным окном корректорской стоял новый линотип в контейнере, и с улицы невозможно было разглядеть, есть ли кто в комнате. Гено обычно сперва заходил в корректорскую. И сейчас он поднялся по двум ступенькам лестницы и повернул направо.
За столом, низко склонившись к выдвинутому ящику, сидела Циала. Когда открылась дверь, она торопливо затолкнула ящик и вскинула голову.
— Ах, Гено! — Она с улыбкой оправила платье, одернула его и сказала: — Не надеялась видеть тебя так рано.
— Где Тебро?
— Теброне пошла по воду… [11] С утра ничего не ела — это ее слова, а что там на самом деле, никому неизвестно. Ей кто-то звонил… Нет, нет, шучу, домой побежала. А ты где пропадал столько времени?
— Мир полон опасностей, Циала.
— Что-нибудь случилось?
— Не со мной — с женой.
— Она приехала?
— Приехала.
— Ну и что? Отца еще раз будут оперировать?
— Не знаю, не спрашивал.
— Странный ты человек, Гено. Неужели и правда не спросил?
11
Строка из популярной грузинской народной песни.
— Кажется, Мака сама не совсем здорова.
— Ну, что ты!..
— Ладно, оставим в покое Маку и примемся за дело. Оттиски моих заметок у вас?
— Посмотри у Тебро.
Гено выдвинул ящик соседнего стола. В нем тоже лежала раскрытая книга.
— Это вы ловко придумали. Видно, закон запрещает читать книги, но нет такого закона, который нельзя обойти.
— Такова жизнь…
Гено выложил на стол гранки.
— Эту просмотрим, а от второй пока воздержимся.
— Редактор зарезал?
— Нет, воздержался.
— Покажи-ка. Твои заметки всегда интересны.
— Это Тебро так кажется.
— Почему только Тебро?
— Тебро влюблена в меня.
— Ты шутишь, а она, кажется, и вправду влюблена.
— Как некстати я женат…
— Перестань, Гено!
— Я не шучу. Что-то в самом деле неважно.
— Разве можно так говорить о Маке?
— Ладно, ладно. Читай свою книгу. Книга — источник знаний.
— Ну, если источник…
Циала опять склонилась над выдвинутым ящиком.