Звезды чужой стороны
Шрифт:
– Мы закусили… Хлеб, сало.
– Хлеб, сало! – Аги, смеясь, передразнила Бела-бачи. – Посмотрите лучше, что в бидоне.
Бела-бачи приподнял крышку.
– Мясо! Бог мой, настоящая свинина!
– Я сейчас вам такой гуляш состряпаю.
– Где взяла?
– Подарок. Оттуда. А теперь вы меня больше не трогайте, если хотите иметь ужин. – Она открыла дверь в кладовую и обратилась ко мне: – Русский, помоги!
– Что там?
Я сделал недовольное лицо, хотя мне было приятно, что она попросила именно меня. Впрочем, я сразу же подумал, что вряд
И все равно было приятно.
– Вот щепки, разожги огонь. Сумеешь?.. А я займусь гуляшом.
Я собрал охапку древесного мусора, уложил в плиту по всем правилам партизанского искусства, зажег. Пламя рванулось к дымоходу.
– Па-сибо! – Аги тщательно, по слогам выговорила незнакомое слово. – Очень па-сибо!
И улыбнулась мне.
Я отошел к мужчинам – они сидели в другом конце просторной кухни и рассматривали корректуру будущей листовки – после ужина Аги должна была ее куда-то отнести.
«К оружию! – прочитал я текст, набранный отличным типографским шрифтом. – Кончилось время бесплодного ожидания мессии. Настала пора быстрых и решительных действий. Пусть каждый спросит себя: а что я сделал для освобождения родины?..»
Я читал и одновременно украдкой наблюдал за Аги. Она работала проворно и быстро, руки так и мелькали.
Гуляш получился славный. Вероятно… Потому что я ничего не ощущал, кроме мучительного жжения во рту. Но Бела-бачи ел и нахваливал. Капитан Комочин тоже быстро и с видимым удовольствием управился со своей порцией.
Пришлось и мне поднажать. Аги сидела рядом и подкладывала в мою тарелку добавочные куски. Она делала это от чистого сердца, заговорщицки подмигивая – мне досталось больше, чем другим, и я добросовестно съел все, до последней крошки.
Но поблагодарить уже не смог. Вскочил из-за стола и понесся к водопроводному крану, хватая на ходу воздух широко раскрытым ртом. В нем бушевало пламя.
Они все трое удивленно смотрели, как я заливал пожар холодной водой, но ничего не сказали. Одна только Аги бросила иронически:
– Странные вкусы!
Я промолчал…
Вскоре Аги стала собираться. Взяла свой платок, вытащила расческу из кармана пальто и закрылась в ванной.
Я вышел из кухни, проследовал через анфиладу темных молчаливых комнат и оказался в передней. Зажег там свет и стал рассматривать огромные ветвистые оленьи рога, украшавшие, стены передней и покрытые сверху серым слоем пыли.
Рассмотрел их все по очереди. Пошел по второму кругу. Аги все не появлялась. Я терпеливо ждал. Наконец, услышал ее быстрые шаги.
– Что ты тут делаешь? – раздалось за спиной.
Я обернулся.
– Да вот… – Небрежным, заранее продуманным движением тронул оленьи рога. – Интересно!
Она недоверчиво фыркнула:
– Потрясающе!
– Видишь ли, я охотник… У нас на Алтае…
Это тоже было продумано заранее. Я рассчитывал, что Аги заинтересуется, начнет расспрашивать. Но она только пожала плечами и пошла мимо меня к выходу.
– Постой, Аги!
Я схватил ее за руку. Она резко выдернула.
– Что еще? – Ее большие «серые глаза потемнели. Я прочитал в них горечь и презрение. – Хочешь познакомиться с моим сто пятидесятым калибром?
Кровь ударила мне в лицо. Вот как она меня поняла!
– Нет, Аги, нет, совсем другое! – выкрикнул я торопливо. – Вдруг он тебя встретит на улице?
– Кто? – не поняла она.
– Тот лейтенант. Из гостиницы «Мирабель».
Еще секунду ее глаза отражали недоумение, а потом вдруг стали светлыми, прозрачными и удивительно ласковыми – я никогда еще не видел таких ласковых глаз.
– Русский, русский…
– Как ты вывернешься? Как вывернешься? – растерянно повторял я.
– Ох, и дурак! – Ее улыбка была совсем другой, чем слова, – нежной-нежной. – Что ж, по-твоему, у меня языка нет?
– Ты вернешься сюда?
Как у меня хватило духу взять снова ее руку?
– Не знаю.
– Приходи…
– Мне уже пора. – Она тихонько высвободила руку. – Я и так опаздываю. До свидания, русский…
Я потушил свет. Постоял несколько минут в темной передней. Потом пошел через комнаты обратно на кухню. В большом зеркале напротив окна я вдруг увидел удивительно глупо улыбающегося парня и не сразу сообразил, кто это. Посмотрел на себя, придвинув лицо почти вплотную к холодному стеклу, покритиковал свой слегка вздернутый нос, торчащие волосы на затылке. Но в общем я себе даже понравился. И напрасно Аги говорила про штатский костюм, что он мне больше к лицу. Конечно, измазанная и смятая венгерская солдатская одежда никого не могла украсить, но посмотрела бы она на меня в нашей русской офицерской шинели с отворотами, с золотыми погонами, в портупее, в хромовых сапогах, в фуражке, чуть сдвинутой на затылок…
На кухне Комочин и Бела-бачи возились с радиоприемником.
– Бела-бачи, – вспомнил я, – можно Москву?
– А что, по-твоему, я делаю?
Он подошел к электрощитку возле двери, вставил шнур от радиоприемника в розетку, повернул один из выключателей.
Приемник заговорил. Я услышал звучный голос:
– И было все на небесах Светло и тихо – сквозь пары Вдали чернели две горы. Наш монастырь из-за одной Сверкал зубчатою стеной…– «Мцыри»! – воскликнул я.
– Москва! – Бела-бачи улыбался.
– Но вы же сказали, что этот приемник берет только Будапешт?
– Теперь он не приемник. Теперь он только динамик. А приемник вот. – Он пристукнул кулаком по стене. – Берет и Москву, и Лондон, и все, что хочешь. Запрещено, приходится приспосабливаться, чтобы не поймали. Замурован, попробуй, найди! А управление вот.
Он покрутил выключатель на щитке. Монолог прервался на полуслове, возникла музыка, затем голос на незнакомом языке залопотал быстро-быстро, словно кто-то подталкивал рукой вертящуюся пластинку.