Звезды чужой стороны
Шрифт:
– Я был в России в сорок втором. На Дону. Под Воронежем.
– Ага! – неопределенно произнес Бела-бачи.
– Я видел, что там творилось.
– Вот как!
– Меня это очень беспокоит.
– Теперь?
– Да.
– А тогда?
– Конечно же, и тогда! Я культурный человек, я кончил университет в Вене. А это… Варварство! Настоящее варварство… И вот я боюсь… Боюсь, что русские…
Он замялся.
– Будут мстить? – тотчас же подсказал Бела-бачи.
– Да… Поймите меня правильно. Я одинокий человек. У меня нет семьи, все мое имущество здесь, в военном госпитале. Два мундира, один штатский костюм, несколько смен белья, чемодан с набором хирургических инструментов. Я за себя не боюсь, мой дом не разрушат. Хотя бы потому, что у меня его нет. Но наша Венгрия. Наш общий дом. Если они будут мстить, мы пропали. Даже если только по принципу дом за дом, дерево за дерево, человека за человека… Нам не вынести…
– А Россия?
– Не все же в этом повинны! Я не тронул ни одного дерева, ни одного русского… Вы! Они! – Он показал на нас с Комочиным. – Вы венгры, господа, я венгр, у нас одна родина, и я боюсь за нее. Боюсь за Венгрию.
– А что вы сделали, чтобы не убивали другие?
Подполковник промолчал.
– Вот-вот! Вы и тогда были против – и молчали. Сказать почему? Вы не думали, что они придут сюда, к нам. Вы думали, что все кончится там, у них. Но ведь это тоже свинство, согласитесь.
Подполковник молчал.
Заговорил капитан Комочин. Впервые за все время разговора.
– Что значит, бояться за Венгрию?.. Хорти тоже боялся за Венгрию – за свою власть в своей Венгрии. И Салаши тоже боится, очень боится. Вот поймают его и повесят – конец тогда Венгрии. Его Венгрии. Или вот земельные магнаты. Заберут у них землю и разделят между крестьянами. Все кончено! Пропала для них Венгрия! Нет для магнатов Венгрии. На карте есть, а для них нет… Вот и вы боитесь за Венгрию? А что вы вкладываете в эту свою боязнь? Не отвечаете? Не надо, я и так знаю. Господин Дьярош верно сказал: видеть и молчать – тоже свинство. Может быть, не преступление. Но свинство – наверняка! Вот вы и боитесь за Венгрию. Вы видите ее будущее через закопченное стекло своей не совсем чистой совести… А бояться за нее нечего. Венгрия будет! Другая, измененная, очищенная. Конечно, для некоторых уже не Венгрия. Не их Венгрия. Значит, нет Венгрии. А для народа, для трудового люда будет. И такая Венгрия будет, о которой они раньше только мечтали. Их Венгрия. По-настоящему их Венгрия.
– Вы правы. – Подполковник поднялся. – Я понял: надо смыть копоть со стеклышка. Благодарю вас, господа, вы совершенно правы… – Он надел шинель, застегнул ее. – Да, господин доктор, еще одно. Я пришел к вам прямо с квартиры бедного лейтенанта Печи. Он снимал комнату недалеко от госпиталя. Я решил проверить – ведь о смертельном случае уже знает комендатура. Там у него все в порядке. Только под кроватью почему-то мыло.
– Мыло? – удивился Бела-бачи.
– Да, ящик с десятком кусков мыла, Я не понимаю, в чем дело. Почему мыло? У него на складе сколько угодно туалетного. А тут простое, бельевое мыло, большие куски. Опросил у хозяйки, она тоже ничего не знает. Я подумал, может быть, для вас.
– Нет, мы не просили.
У меня мелькнула странная мысль.
– Какого цвета мыло?
Подполковник посмотрел на меня недоуменно:
– Обычное мыло, коричневатое.
– Не желтое?
– Возможно, желтое, я не приглядывался. А что?
– Так, – сказал я.
– Правильно! – голос Комочина звучал, как всегда, ровно, но сам он чуть подался вперед. – Совершенно правильно!..
Они ушли вместе, Бела-бачи и подполковник. Мы с Комочиным остались на кухне дожидаться прихода Аги.
– А вдруг все-таки ловушка? – подумал я вслух.
– Два эскадрона? – Комочин, сидя на корточках, листал газеты, сложенные стопкой возле плиты.
– Ну, пусть два шпика.
– Не думаю.
– Почему?
– Слишком сложно. А ловушка не должна быть сложной. Наоборот, простой. Чтобы в нее легче поверить.
– То же самое говорил и Бела-бачи про наше с вами появление. Слишком сложно для обмана.
Комочин встал, подошел ко мне.
– Вы правильно решили, Саша. Если так уж случилось, то лучше стать их товарищами по борьбе, чем висеть у них балластом на шее. Тем более, у вас такой опыт.
– А вы? – спросил я.
– Найдется и для меня что-нибудь подходящее.
Бела-бачи не возвращался долго, очень долго.
Мы позавтракали – все тем же вчерашним рыжим салом. Капитан Комочин снова принялся за старые газеты. Я тоже начал листать их от нечего делать, одну, другую – и увлекся.
Газеты были не такие уж старые – самое большее, недельной давности. В них говорилось о событиях, о которых я, находясь в штабе армии, знал, что называется, из первых рук. Было очень интересно читать об этом же в освещении фашистских газет.
Вот, например, бои за Дебрецен, большой город на востоке Венгрии, который немецкое командование приказало удержать во что бы то ни стало – он решал судьбу всей Северной Трансильвании. Давно уже фашисты не сосредоточивали на сравнительно небольшом участке фронта столько войск и техники. Одних танков здесь скопилось, наверное, больше полутысячи.
Ничего не помогло! День и ночь работала гигантская мельница, перемалывая фашистские танки, орудия, мотопехоту.
И Дебрецен пал.
А вот как выглядела картина боев по сообщениям газет, которые я сейчас листал:
«Продолжаются успешные танковые бои южнее Дебрецена».
«Танковые бои за Дебрецен приносят нам новые успехи».
«Уличные бои в Дебрецене демонстрируют всему миру несокрушимую силу и храбрость гонведов».
«Русские танки остановлены и разгромлены севернее Дебрецена».
«В пятидесяти километрах севернее Дебрецена войска красных смяты и обращены в бегство».
Оплошные успехи! И только между строчками крикливых заголовков читатель извлекал истину: Дебрецен оставлен, фашистские войска отброшены далеко на север.
Первые страницы газет заполнены речами фашистских лидеров: речи на собраниях, речи на приемах, на митингах, по радио. И всюду одно и то же: «Мы должны победить, ибо не можем не победить, и поэтому победим… Не паникуйте, если услышите грохот пушек у ворот Будапешта. Мы, венгры, как стальная пружина. Сжимаемся, сжимаемся до предела, а когда дальше нельзя сжиматься – выстреливаем наверняка и побеждаем».
«Не паникуйте!»
А в газетах истерические статьи о том, как перевязывать раны, как откапывать засыпанных в подвалах во время налетов авиации.