Звезды чужой стороны
Шрифт:
– Любые средства нам не подходят.
Бела-бачи помолчал, прежде чем ответить:
– Все зависит от того, какая цель.
– Есть средства, которые могут лишь скомпрометировать цель.
– С тобой трудно спорить, Комочин, – Бела-бачи делал ударение на первом слоге фамилии капитана. – Ты знаешь, что я в теории не силен, и все переводишь в теорию.
– Напрасно горячишься, Бела-бачи. Лучше подумай, как следует. Чего вы добьетесь? В военном отношении мост – ноль. Поставить его снова – день работы.
– А трамвай?
– Ну, пусть не пойдет трамвай – что тогда? Рабочим придется топать пешком – и только. Будут топать и вас проклинать. А если еще, не дай бог, при взрыве прибьет какую-нибудь несчастную бабенку или работягу, тогда вообще ничего не будет стоить восстановить против нас население.
– И все равно! Решено начать со взрыва моста – и начнем! Люди поймут!
– Плохое начало! Вот если для начала военный эшелон на воздух поднять…
– А взрывчатки сколько? Ты одолжишь?.. Нет, Комочин, ты лучше не лезь. Решение принято, если я начну сейчас хвостом вилять – туда-сюда, туда-сюда! – так можно весь комитет развалить.
– От неверного решения он скорее развалится.
– Хватит! – Бела-бачи несильно пристукнул ладонью по столу. – Хватит!.. Кто ты сейчас такой! Офицер Красной Армии? Отлично, почет тебе и уважение. Попал в тяжелое положение, нуждаешься в нашей помощи? Пожалуйста! Поможем, чем только сумеем. Сами головы положим, а вас с ним выручим. Совет дал дельный? Замечательно! Примем твой совет, раз он дельный. Хочешь драться вместе с нами – тоже милости просим! Но что и как делать – решать не тебе! Я сам все знаю, не хуже тебя. Вот!.. И давай прекратим. Еще не хватало, чтобы мы с тобой в первый же день поцапались.
– Ладно, прекратим, – сказал капитан Комочин. – Но только я хочу, чтобы ты знал точно: я против. Категорически против!
Теперь они замолчали оба. Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем Бела-бачи пробурчал:
– И потом, эшелон где? Не на станции же! Там еще больше народу покалечит.
– За городом.
– За городом, за городом… Ни лесочка, ни кусточка.
– Так уж ни кусточка!
– А парень сможет?
Я вздрогнул. Парень? Не обо мне ли речь?
– Надо у него спросить.
Разумеется, обо мне! Кто же еще тут «парень»?
Я старался не пропустить ни единого слова, но ничего больше не узнал. Они заговорили совсем о другом. Бела-бачи стал рассказывать о каком-то человеке по фамилии Кондор, который в обычные дни носил палаш с серебряной рукоятью, а по воскресеньям и праздничным дням – с золотой. Очевидно, и Комочин знал этого Кондора, потому что Бела-бачи, рассказывая, иногда обращался к нему так: «А помнишь, Комочин…»
Комочин… Комочин…
Фамилия капитана звучит вполне по-венгерски. Стоит только перенести ударение на первый слог. Комочин… А если он, в самом деле, венгр? Так знать язык… И внешность…
Бела-бачи все еще рассказывал о Кондоре.
– А привезут новеньких, он тычет пальцем в грудь: «Политический?» «Упаси бог, ваше благородие! Отца убил». «Тоже нельзя, тоже грех!»
– Он там еще?
– Там. Уже лет двадцать… А меня он даже любил: как любят бородавку на носу. Своя ведь! Носишь ее, носишь столько лет, как не любить!
– Да, тебе досталось…
Когда же они снова вернутся к тому разговору, обо мне? Я переступил ногами. Скрипнула половица. Приглушенно, под ковром. Но Бела-бачи услышал.
– Погоди! – остановил он Комочина.
У меня замерло сердце. Они узнают, что я подслушивал!
– Что такое?
– Идет сюда.
Теперь я знал, что делать. Потоптался на месте, пошарил рукой по двери, открыл.
– Вот где вы! Я проснулся – никого!
– Кофе хочешь? – спросил Бела-бачи. – Мы тебе оставили. Теплый еще.
Он налил мне чашку. Я стал неторопливо прихлебывать горькую жидкость. Это помогало справляться со смущением. Все-таки здорово, что они не догадались!
– Какие сны видел на новом месте? – Бела-бачи прищурил глаз. – Невеста не приснилась?
Я почему-то сразу подумал об Аги.
– Мне давно уже ничего не снится. – Я сделал несколько глотков подряд. – Ложусь – и как в яму.
– И в партизанах тоже?
Чашка чуть дрогнула в моей руке. Негромко звякнула ложечка.
– В партизанах?
– Я сказал. – Капитан Комочин повернулся ко мне.
– Можно было обойтись и без вашего посредничества.
Не очень-то сильно я разозлился на него. Скорее, наоборот: было приятно, что Бела-бачи знает о моем партизанском прошлом – и не от меня. Но я ухватился за возможность подпустить Комочину шпильку – так уж сложились мои с ним отношения.
– Говорят, ты подрывник, – невозмутимо продолжал Бела-бачи. – Говорят, сшибаешь эшелоны, как спелые каштаны?
– Ах, и это говорят? – Я выразительно посмотрел на Комочина.
– Слушай, парень, что нужно, чтобы поднять эшелон на небо?
– Бела-бачи не обращал внимания на мой тон.
– Прежде всего, эшелон.
– Считай, что есть. Еще?
– Взрывчатка.
– Много?
– Минимум шашки две-три… Еще бикфордов шнур, детонатор.
– Но ведь и уметь надо.
– Штука нехитрая.
Уже было ясно, куда он клонит. И поэтому его «Значит, по рукам?» не прозвучало для меня неожиданно.