Звёзды — холодные игрушки
Шрифт:
— Неужели твой мир отринет Дружбу? — сухо сказал Пер. — Любовь ко всему живому, порядок и уверенность?
— Не отринет, — признался я. — Поэтому я и не позволю вам добраться до Земли.
— Принимаешь решение за всю расу?
— Да.
— А вправе ли ты?
— Не меньше, чем Риг-вонючий, отравивший ваш мир.
Мне надо было убедиться, что он знает. И я убедился, увидев ненависть в глазах Наставника.
— Ты регрессор Тени, — сказал Пер. — Ты лгал. Ты не уйдешь. Защита — старт!
Я как раз начал
Но воздух вокруг меня загустел и невидимыми руками сжал тело. Я застыл, словно муха в янтаре.
— Неужели ты думаешь, что я способен поверить не-другу? — устало спросил Пер. — Я знал, что ты придешь сюда. Вопреки рассказу Гибких, вопреки разуму. Ник пришел бы… будь это в человеческих силах. А в тебе слишком много от Ника.
Я не мог ответить. Пространство вокруг стало резиновым, упругим и тяжелым. Не в моих силах было сдвинуться с места.
— Всю ночь я глотал спорамин и смотрел в окно, — продолжил Пер. — Гибкие стыдятся поражения, и лгут про твою гибель, повторял я себе. Совет не хочет признать опасность и считает тебя сумасшедшим регрессором. Но я понял, пусть запоздало, но понял. Ты чужой в обличии Ника. Ты не-друг. И когда я увидел тебя, бегающего вокруг здания, я не удивился. Когда ты проник в сад, я не удивился…
Не в моих силах было проронить хоть слово.
— Я останусь здесь, в «Белом море». В интернате на краю мира. Моя вина, что Ник Ример попал в ваши руки. Но ты, не-друг, расскажешь Совету все, что знал…
«Вмешаться?»
«Да, Куалькуа! Да!»
Неужели для моего симбионта силовое поле — не преграда?
— Тебя исследуют, Петер, — сказал, словно плюнул, Пер. — Ты…
Что-то произошло. Лицо Пера дернулось, приобретая странное, придурковатое выражение. Неприятное зрелище — аккуратный старичок, изо рта которого стекает слюна.
— Защита — не старт, — сказал Пер. — Защита — выключиться. Защиту — убрать…
Голос его был монотонным и вялым. Не его воля двигала губами…
Резиновый кисель вокруг меня исчез. Я молча пошел к Перу. Лицо Наставника серело на глазах.
— Я не хочу причинять тебе вреда, — сказал я. — Не бойся. Я уйду.
На лбу Наставника выступил пот. Губы шелохнулись:
— Тень…
— Я пришел с Земли, — сказал я. — Успокойся…
— Тень… — в его взгляде была лишь ненависть и ужас. — Я… я…
Он начал заваливаться на спину.
— Куалькуа! — завопил я, кидаясь к Перу.
«Не я. Не я. Слабые сосуды. Мозговое кровоизлияние».
Я подхватил тело Наставника. Он смотрел на меня с бессильной тоской.
— Не умирай! — закричал я. — Не надо! Живите, я не хочу вам зла!
Глаза Наставника закрылись.
«Это не я».
Наставник
Я смотрел в закатывающиеся глаза. Пера убил страх. Страх перед неведомой мне силой, перед Тенью, обратившей Геометров в бегство. Он умирал, страдая не от собственной смерти — от сознания того, что регрессор Тени, в обличии Ника Римера, останется жить на Родине. Так что, в какой-то мере я убил его. Не менее надежно, чем вонзив в сердце нож.
— Я не хочу вам зла! — закричал я. — Не хочу!
Как похожи взгляды мертвых! Глаза Наставника Пера стали такими же пустыми и спокойными как у извращенца Клея, убитого Гибким Другом.
— Не хотел… — повторил я, опуская тело Наставника на пол. — Я не хотел…
«Он прекратил мыслить».
Я отошел к окну. Трудно было оторвать взгляд от мертвого тела, и все же я посмотрел на холодную тундру. Падал снег, заказанный Наставником Пером. Прикрывал мои следы. Наверное, Матушка уже поднялась над горизонтом. Но здесь по-прежнему длилась ночь. Слишком плотно нависли свинцовые тучи, возникшие невесть откуда. Урок плохой погоды, Наставник Пер?
Когда-то, давным-давно, на планете Земля, я сидел в кафе со своей девчонкой. А за соседним столиком пьяная женщина все повторяла и повторяла кавалеру: «Цветов жене купишь… цветов… Цветы — они все покроют. Даже могилу».
Нет, снег лучше цветов.
Вот он, действительно, все покроет.
Глава 4
— Поклянись… поклянись, что ты не будешь… есть, — сказал я.
«Что такое клятва? И что такое питание? Мне нужны образцы его клеток».
— Ты возьмешь лишь образцы, — сказал я.
«Хорошо».
Тонкая белая нить выплеснулась из моей руки. Лизнула тело Наставника по лицу, и втянулась обратно.
«Несложно».
— Валяй, Куалькуа.
В санитарном блоке Наставника зеркало занимало всю стену. Я стоял над телом Пера и смотрел в свое отражение. Молодой парень, обнаженный, с холодными серыми глазами.
«Я не смогу снять боль полностью».
— Валяй.
Меня словно в кипяток окунули. Кожа покраснела, отчетливо выделился каждый волосок. По телу пошли мелкие судороги.
Я терпел.
Рвануло вверх. Приподняло. Вытянуло. Что там мелкие шалости Куалькуа с когтями, вырастающими из пальцев! Я упал на колени, тело обмякло и опустилось на труп Наставника.
Боль…
Лицо разминали изнутри. Глаза вылезали из орбит. Плечи съеживались. Ноги искривлялись.
Это не навсегда…
Я уткнулся в вязкие, негнущиеся колени Наставника Пера. Блудный сын, вернувшийся к доброму отцу. Я раскаялся, отец. Я согласен до конца дней своих пасти тучные стада. Лишь пожалей меня, коснись ласковой рукой и прирежь поскорее откормленного тельца. Благослови меня мертвой рукой, Наставник…