Звезды и стрелы
Шрифт:
Жаркий костер весело потрескивал, а черное холодное небо было усеяно мириадами мерцающих льдинок.
Ночь была холодная, и мальчишки жались поближе друг к другу, поглядывая на темные силуэты воинов, застывших, подобно изваяниям, вокруг огня.
Белая Птица плеснул на уголья из чаши, а Черная Рубаха бросил в огонь кусок сырого сердца бизона.
Трубка пошла по кругу, и воины затянули старинную песню охотников.
Я хорошо знал слова и начал тихонько подпевать.
Завыл ветер, пламя затрепетало,
Трубка описала полный круг вокруг костра и вернулась в руки хозяина.
— Однажды, давным-давно, когда люди еще понимали язык зверей и птиц, жил один воин, по имени Умеющий Слушать…
Этой истории я не слыхал раньше, и сердце мое забилось в груди быстрее, в предвкушении волшебных приключений и страшных превращений!
Однако отец замолчал, прервав рассказ на полуслове.
Он вновь принялся набивать свою трубку, а остальные воины сидели, не шевелясь, величественные и безмолвные.
Я поднял глаза, и мое сердце замерло на миг в груди! Прямо напротив отца сидел огромный белый волк!
От его шкуры поднимался пар, а воздух наполнился непривычным горьковатым запахом, похожим на запах корений, которые шаман бросает в огонь, когда говорит с божествами.
Круглые желтые глаза глядели на воинов сквозь стену огня, а на огромных когтистых лапах таял снег.
Волк сидел неподвижно, а воины делали вид, что ничего не замечают.
Отец вновь раскурил трубку, и как ни в чем ни бывало, продолжил рассказ.
Что он рассказывал, я уже не слышал. Мой взгляд был прикован к огромному, страшному животному, сидящему среди воинов, как среди равных.
Я видел каждый волосок, на его седой морде, каждую снежинку, которая кружась, касалась его усов.
Вдыхая тяжелый пряный дух, идущий от животного, я всего лишь на секунду прикорнул, а когда открыл глаза, волка уже не было.
До сих пор я не знаю, было ли все это на самом деле, либо все это мне лишь привиделось. Не знаю, был ли это настоящий волк, был ли это воин-оборотень, или это был один из маниту, привлеченный к стоянке человека запахом подношений.
У отца я так и не спросил, ведь говорить о духах считалось плохим знамением, а сам отец никогда об этом случае потом не вспоминал.
Я натянул поводья, сдерживая Маленькую Стрелу, и уставился на волка.
— Не стреляйте, — сказал я. — Позвольте мне с ним поговорить.
Шеймус что-то пробормотал, но ружья не опустил.
Волк стоял неподвижно, не издавая ни звука. Его голова была опущена к самой земле, а верхняя губа вздернулась, обнажая клыки.
Я смотрел на эту страшную гримасу, и мне казалось, что чудовище ухмыляется!
Маленькая Стрела задрожал, и весь напрягся, готовый в любой момент броситься наутек. Я похлопал коня по шее, натянул поводья, и стиснул его бока коленями, привлекая к себе внимание.
Почувствовав седока, Маленькая Стрела тихонько заржал. Из пасти волка в ответ вырвалось утробное рычание.
Запустив руку за пазуху, я достал красивое вороново перо, подобранное накануне на дороге. Повертев его между пальцев, чтобы волк его мог хорошо рассмотреть, я вытянул руку вперед и поклонился, не отрывая глаз от оскаленных клыков.
— О, всемогущий маниту! — воскликнул я. — Прости нас, за то, что потревожили твой покой!
Волк вновь зарычал и склонил голову на бок, словно прислушиваясь к моим словам.
— Позволь нам проехать мимо, — продолжил я. — И прими от нас это подношение!
Я разжал пальцы, и перо, грациозно кружась, поплыло по воздуху и опустилось волку прямо межу передних лап.
Затаив дыхание я ждал ответа.
Волк вздрогнул, наклонил голову, обнюхивая подарок и захрипел.
Наши кони беспокойно заржали и подались назад. Маленькая Стрела весь напрягся, превратившись меж моих колен в камень.
В горле у чудовища что-то забулькало, и из оскаленной пасти на землю хлынула какая-то зловонная черная жижа. Смрад был такой сильный, что от него заслезились глаза.
Кони заржали и бросились наутек. Я натянул поводья, но было слишком поздно! Маленькая Стрела распластался над дорогой как птица, унося меня прочь, от страшного существа преградившего нам дорогу.
Мимо мелькнули перепуганные лица моих спутников и вытаращенные глаза вьючных лошадей.
Аппалуза мчался как ветер! Я изо всех сил вцепился в поводья, но не смог его остановить! Ужас, обуявший животное, начисто лишил его разума!
Полосатые копыта выбивали ритмичную дробь, с каждой секундой увеличивая расстояние между мной и моими компаньонами.
Мимо пролетели проволочные изгороди, обугленные стены поместий на холмах, персиковые сады и перевернутые подводы, лежащие посреди дороги.
Из оскаленного рта скакуна летела пена, попадая мне в лицо, а вздымающиеся пятнистые бока взмокли так, словно мы побывали под проливным дождем.
— Аааааэээээ! — закричал я, склоняясь к самой гриве Маленькой Стрелы.
Отпустив поводья, я запустил руки в его гриву, и, ухватив по горсти шелковистых волос, потянул.
— Аааааэээээ! — кричал я, наклоняясь к прижатым к голове ушам, и сжимая коня локтями за шею. — Нееееаааааа!
Удары копыт по земле постепенно замедлились, и Маленькая Стрела остановился. Он тяжело дышал, и испуганно вращая глазами, грыз удила.
Я спрыгнул на землю и обеими реками обхватил коня за шею. Прижавшись к его морде лбом, я зашептал ему на ухо успокоительные слова. Маленькая Стрела дрожал и испуганно вздрагивал. Мне прекрасно было понятно его состояние, ведь чудовище и меня не на шутку напугало.