Звонкий ветер странствий
Шрифт:
– Чистейшая правда, мой молодой друг! Эту малютку зовут – Лиза, что является русским аналогом Луизы. Следовательно, ваш корабль теперь назван и в её честь, – охотно ответил Егор и, в свою очередь, поинтересовался: – А не расскажите ли мне, любезный Фруде, о вашей замечательной бригантине? Отчего она так быстроходна?
– С огромным и искренним удовольствием! – суровое, словно бы высеченное из базальтовой скалы лицо шведа расплылось в широкой и белозубой улыбке. – Пройдёмте, сэр командор! Я буду вам не только рассказывать, но, и показывать…
Они, никуда не торопясь, шли вдоль правого борта, обходя артиллерийские ячейки, и шкипер Шлиппенбах, вдруг, став очень разговорчивым, восторженно вещал, размахивая во все стороны руками:
– Моя «Кристина»…, извините, «Луиза», может единовременно брать на борт до сорока пяти тонн различного груза. Длинная она у меня – девяносто пять футов [17] , а шириной – всего двадцать. Имеется, как вы видите, всего две мачты: грот-стеньга и фок-мачта. Но для бригантины и двух мачт вполне достаточно. Иначе, она может – ненароком – и в небо улететь. Шутка, конечно… В чём главная особенность «Луизы»? Конечно же, в её подводной, невидимой нам сейчас части. А именно, в очень тяжёлом фальшкиле, сработанном из первосортной шведской стали. Только благодаря этому хитрому приспособлению, моя бригантина так необычайно и неправдоподобна устойчива. Что, в свою очередь, позволяет ей – даже в очень сильный ветер – нести много парусов. Поэтому и обе мачты такие высокие, они поднимаются над палубой на сто десять футов…
17
фут (англ.) – мера длины, один фут равен примерно 0,305метра.
Неожиданно Фруде прервал свой увлекательный и весьма доходчивый рассказ, внимательно огляделся по сторонам и, задумчиво потрогав короткие пшенично-рыжеватые усы, обеспокоено объявил:
– Господин командор, похоже, приближается шторм!
Погода, действительно, начала меняться. Причём, не в лучшую сторону. Восточная четверть неба неожиданно наморщилась серыми перьевыми облаками, за ними – на самом горизонте – появились иссиня-черные бока серьёзных грозовых туч. Ветра по-прежнему не было, но стало как-то очень, уж, тихо, а в воздухе поселилась нешуточная, тоненько попискивающая тревога…
– Что происходит? Откуда взялась такая паскудная духота? – Егор неуверенно провёл ладонью по лицу, смахивая крупные капли холодного пота, которых ещё минуту назад не было и в помине, легонько тронул за рукав камзола капитана «Луизы»: – Фруде, срочно проводите меня в каюту полковника Солева!
У лестницы, ведущей во внутренние помещения бригантины, нервно покуривал вересковую трубку Ерик Шлиппенбах.
– Княгиня Александра говорит, что дела у полковника совсем плохи. Уже даже интересовалась – есть ли на «Луизе» хорошие пилы…
Егор, следуя подробным указаниям Фруде, спустился по лестнице вниз, по узкому коридору прошёл направо, предварительно постучавшись, приоткрыл низенькую дверь и вошёл внутрь. В нос тут же ударил неприятный и тяжёлый аромат армейского госпиталя – пахло спёкшейся кровью, настоявшимся гноем и полной безысходностью.
В тесной каюте наличествовали две узкие койки, крохотный столик и два табурета. На бронзовом крюке, вбитом в деревянную стену, висел масляный светильник, разбрасывая вокруг тусклый серо-жёлтый свет.
На одной из кроватей, чуть слышно постанывая, лежал Илья Солев. Его черноволосая голова безвольно моталась из стороны в сторону, глаза были плотно закрыты, восково-белое лицо, покрытое мелким бисером пота, несимпатично перекосилось на сторону – в страшном волчьем оскале.
Рядом с изголовьем больного стоял неказистый табурет, на котором – неподвижной фарфоровой куклой – застыла Наоми. Японка крепко сжимала ладонями чуть подрагивающую руку Солева и тихонько нашёптывала ярко-карминными губами что-то монотонно-успокаивающее, полное светлой любви и бесконечной надежды.
Санька же сидела на другой кровати и аккуратно капала в оловянную кружку какую-то вязкую светло-зелёную жидкость из маленькой пузатой склянки. Покончив с этим важным делом, она подняла на Егора огромные, небесно-голубые глаза и тихо проговорила – голосом, полным тоски и безысходности:
– Похоже, Илье уже ничем не помочь. Умирает. Как в таких случаях говаривал покойный доктор Карл Жабо: – «Кровь заржавела и понемногу закипает»…
Показалось, или действительно у молодой японки – при этих словах – чуть дрогнули длинные ресницы?
Сашенция тем временем продолжила:
– В таких случаях доктор Карл учил, что есть только один действенный способ, чтобы спасти больного – незамедлительно отпилить ему заражённую недугом конечность, иначе…, – запнулась на полуслове и, нервно сглотнув внезапно подступившую слюну, беспомощно замолчала.
– А тебе когда-нибудь уже доводилось – живым людям ноги-руки отпиливать? – осторожно и ненавязчиво спросил Егор.
– Д-доводилось! – жена сильно побледнела и даже начала слегка заикаться. – Целых два р-раза… Только при этом доктор Жабо стоял рядом и под-дсказывал… Да и пилы тогда были – с полотнами из с-специальной, очень крепкой с-стали… А здесь имеются только обычные, п-плотницкие. И ногу полковнику придётся от-тпиливать – по самое…, – замялась на две-три секунды, резко помотала русо-платиновой шикарной гривой, после чего твёрдо и решительно докончила неприятную фразу: – По самое мужское достоинство!
– Сашенька! – Егор ласково тронул супругу за плечо. – Шторм надвигается, надо успеть до его начала вернуться на «Дунстан»…
– Как это – вернуться? – непонимающе нахмурилась Санька. – Ты, что же, предлагаешь бросить здесь умирающего Илью? Как тебе не стыдно – предлагать мне такое?! Вот, уж, не ожидала! Я ещё, называется, командор…
– Там, на «Дунстане», остались наши с тобой дети, – мягко напомнил Егор. – Ты не забыла, часом, про это?
– Дети? – лицо жены стало растерянным и очень испуганным. – Петенька и Катя! Как я могла запамятовать? Но, ведь, Илья умирает… Может, ты уплывёшь к близняшкам, а я останусь здесь? Нет! – сама же и ужаснулась собственному предложению. – Нет, так тоже нельзя! Что же нам теперь делать, Саша? Что – делать???
Ответить что-либо Егор уже не успел – страшный удар бросил его прямо на койку, где лежал умирающий Солев. Впрочем, в каюте попадало всё и вся: Санька, Наоми, табуреты, склянки с лекарствами, стоящие на столе. Даже масляный светильник сорвался со стены и упал на кровать, где раньше сидела Сашенция. Ещё через секунду-другую тесное помещение кают-компании начало наполняться едким дымом – это мгновенно вспыхнула льняная простынка, до этого выполнявшая функции больничного полотенца для обтирания потного лба больного…