Звоночек 4
Шрифт:
Тем более, что, совершив «боевой разворот», выехав в Театр Красной Армии вместе со всеми, но оказавшись, почему-то в Нагатино, вскоре заявились мобилизованный весной генерал-майор Чкалов и скрывающийся от него командующий ВВС КА генерал-полковник Смушкевич. Что понадобилось вдруг от меня главкому летунов, я не предполагал, а вот Валерия Павловича можно было прочесть как открытую книгу. Герой страны маялся от того, что вернувшись в армию так и не попал на фронт, хоть и стучался во всевозможные, даже самые высокие кабинеты. Что толку от звания комбрига, а теперь уже генерал-майора, если драться не дают?! Адреналиновому наркоману Чкалову испытательной работы уже не хватало! Даже если учесть то, что из-за перевода КБ Поликарпова в Казань пришлось перейти к Микояну, «необъезженные жеребцы» которого были весьма непросты в управлении, особенно на посадке. Из-за этого, несмотря на поражающие воображение ЛТХ, рабочую высоту
Последними, целой делегацией, заявились мореманы, задержавшиеся на торжествах в собственном наркомате. Вместе с Кожановым приехали нарком Кузнецов и, теперь уже замнаркома по береговым войскам генерал-лейтенант морской пехоты Касатонов вместе с незнакомым мне полковником Крыловым. Раздевшись в прихожей зашли в гостинную и выстроились перед нами. Улыбаются загадочно, а у самих рожи от радости аж светятся изнутри.
— Знаете, мы, по земле ползающие, да в небесах порхающие, ваших влажных намёков совсем не понимаем, — заметил я, как хозяин за столом. — Давайте уж, признавайтесь, что за счастье безмерное на вас свалилось…
— Пока я ещё нарком ВМФ, — выступил Кузнецов, — представляю вам генерал-адмирала флота СССР товарища Кожанова!
Разве можно вот так, без предупреждения! Я, Бойко, Поппель, Седых и Родимцев сидели на одной лавке из половой доски, положенной поверх двух табуретов. Кто из нас так неудачно и резко дёрнулся, я не понял, но отреагировать из нас всех успел только вскочивший на ноги десантник, остальные дружно грохнулись на пол. Гости постеснялись, а я, поднимаясь, выдал такую матерную тираду, что Полина, на пару с Лидкой суетившаяся на кухне, отгороженной от гостинной только печкой, пригрозила мне язык оторвать, если дети услышат.
— Вот! Правильно! По-боцмански его, чтоб в большом звании от корабельной службы не отвык! — заржал Кузнецов.
— Угу, — хмыкнул Смушкевич. — Вот так морские традиции и рождаются…
— Завидуй-завидуй, военлёт! У вас в маршальском звании в поднебесье никого нет, — улыбнулся Кожанов. — Если и будет, то обзовут «по-пластунски». А генерал-авиатором тебе, как пить дать, не бывать!
— Эх, генералы, адмиралы, маршалы… какая разница… — вздохнул я. — Нет у нас более уважаемого во всех Советских вооружённых силах человека, чем боец пехотный Ванька… — сказал я, вспомнив Быкова в в фильме «В бой идут одни старики» из моей «прошлой жизни», и запел «Старую солдатскую песню» Булата Окуджавы.
— Погоди! — завопил Касатонов. — В машину за гитарой сбегаю!!!
А спустя пару минут, под пока ещё неуверенный аккомпанемент, я тихо напевал:
Отшумели песни нашего полка, Отстучали звонкие копыта. Пулями пробито днище котелка, Маркитантка юная убита. Нас осталось мало — мы да наша боль. Нас немного и врагов немного. Живы мы покуда, фронтовая голь, А погибнем — райская дорога. Руки на затворе, голова в тоске, А душа уже взлетела вроде. Для чего мы пишем кровью на песке? Наши письма не нужны природе. На могилах братских серые кресты — Вечные квартиры в перелеске. Им теперь не больно, и сердца чисты, И глаза распахнуты по-детски. Спите себе, братцы, всё придёт опять. Новые родятся командиры. Новые солдаты будут получать Строгие казённые квартиры. СпитеПод конец песни Касатонов, собаку съевший на подборе музыки к моим напевам, бренчал уже вполне себе ничего, красиво. Мне даже показалось, что что-то «испанское» со струн изредка соскакивало и всё вместе, на мой вкус, получилось ничуть не хуже, чем в оригинале. А вот его товарищ, полковник Крылов, всё это время задумчиво смотрел на меня, не отрывая глаз.
— Не нравится песня, полковник? — прямо спросил я у него.
— Напротив. Она напомнила мне ту, Мировую войну. Да и Гражданскую тоже…
— Успели застать?
— Да, с 16-го года прапорщиком, потом подпоручиком, а потом Добровольческая армия, Крым… — с вызовом поднял Крылов голову. — И в Грузии был, и в Бизерте тоже!
— Вот оно как… — хмыкнул я, не зная, как отреагировать.
— Товарищ подполковник записался в 36-м в Балеарскую бригаду добровольцем. Прошёл, благодаря своему мужеству, отваге, таланту весь путь от командира отделения до комбата. В операции «Ла-Манш» возглавил передвой отряд, участвовал в высадках на Аландских островах, а после гибели в начале февраля полковника Дельгадо, выдвинут мной на должность комбрига. Вчера мы с ним успешно прошли собеседование в ЦК по этому вопросу.
— И пропустили? — недоверчиво спросил Поппель? — Положим, то, что у вас с испанских времён в морской пехоте беляков полно — ни для кого не секрет. Но чтобы на должность комбрига?
— Я, товарищ, в Гражданскую против армии Троцкого воевал, — ответил Крылов. — А вы?
— Уел! — рассмеялся я, разряжая обстановку.
— И в Грузинскую тоже? — не поддался Бойко, потерявший на той войне ногу.
— Так я ж тогда и не знал ничего, что в России-то происходит. Только из французских газет, а там о нас никогда ничего хорошего не напишут. Вот и пошёл помогать восставшим воевать с той самой армией Троцкого, но уже без Троцкого. Откуда мне было знать, что всё изменилось? Это потом, в Бизерте пришло, когда «Александр» уходил. Как вы французов на место поставили любо-дорого было смотреть! Особенно после всего того, как они нами помыкали! Подумать только, вот недавно хотели всех перебить, а потом провожать вас вышли. Не все, конечно. Крепко мы тогда между собой повздорили. Но должен сказать, что тех, кто на происходящее смотрел по-прежнему, было абсолютное меньшинство. Они же, видя, что ничего сделать против линкора малым числом не могут, ваших раненых из-за злобы своей в госпитале убили. Но мы их потом за это наказали по-свойски, без полиции. Око за око. А за вас переживали, чтоб успешно дошли. Молебны стояли чуть ли не ежедневно. Это ж надо, без машин в море выйти, но в Севастополь вернуться! Такое только русские могут!
— Вашими молитвами… — улыбнулся я. — Рад, что в итоге всё встало на свои места и мы сейчас по одну сторону фронта и за одним столом. Хорошо, когда наши с нами!
— Эх, собирать нам ещё наших-то и собирать. До самого Уругвая… — вздохнул полковник.
— Вы, главное, связь не теряйте, контакты держите, глядишь, со временем всё наладится. Дорогу осилит идущий, — обнадёжил я Крылова.
— Да уж, постараюсь не терять, у меня семья до сих пор в Париже, пока я всё в боях да походах.
— Вот, кстати, туда и напишите статью, как морская пехота ВМФ СССР, как Красная Армия воюют, что, мол, никакие укрепления, даже линия Мажино и белые скалы Дувра, не устоят под ударом оснащённой современной техникой, умеющей воевать армии. Твердыни держатся только упорством и мастерством их защитников. Даже если это всего лишь окопы в монгольских песках. Вот тут вокруг вас товарищи сидят, и в Монголии, и в Польше, и в Финляндии побывавшие, поможем. Пусть опубликуют в парижских газетах. Может тогда и не сломаются французы под немецким ударом в этом году. Заодно и эмигрантов наших предупредите о возможной немецкой оккупации и намекните, что может так случиться, что русским и прусским предстоит ещё раз схлестнуться. Пусть выбирают, на чьей они стороне. Идея! Давайте, пока всё не сожрали и не выпили, сфотографируемся! Грачик, дорогой, тащи скорее камеру! Подпишем: «такие-то, такие-то, победители многих врагов, включая генерал-адмирала, собрались за общим столом в день РККА и РККФ». Нет! Иначе, «…в день защитника Отечества»! И себе на память оставим и в Париж отправим. Пусть сохнут от зависти вам, товарищ полковник!