Звоночек 4

Маришин Михаил Егорович

Момента удобнее, когда враги сбились в кучу, и желать-то грешно, надо было решаться, но я медлил, скованный ощущением ледяного холода в животе, будто там в пустоте свободно гуляла февральская поземка. Страшно… Наедине с собой можно это признать. Страшно… Но и только. Других разумных аргументов, оправдывающих бездействие нет. Выдернув чеку, я отпустил рычаг и, посчитав про себя «ноль-раз», привстал, замахнулся, вспарывая маскировку, и, что есть сил, бросил. Первый разрыв, как я и рассчитывал, произошел в воздухе, задев, наверное, многих. А уж потом, как автомат, я бросал и бросал, и в кучу, и по сторонам, пока не заболело плечо. Не меньше полутора десятков лимонок ушло прежде, чем я, почувствовав, что это последняя, бросился вперед вслед за гранатой, сжимая «сайгу». Да, я оказался в радиусе, где осколки «эфки» сохраняют свою убойную силу, но, во-первых, на мне

какой-никакой «броник», наповал не убьет и дело свое я успею сделать, а во-вторых, чтобы поймать осколок на тридцати-сорока метрах от взрыва, до которых я успел сократить дистанцию, надо быть очень невезучим человеком. Подбежав, я принялся расстреливать, распластавшиеся как попало тела картечью, не разбирая, живой или мертвый. Шесть выстрелов, магазин весь. Отбросив ружье, выхватил ТТ и принялся довершать начатое. Один, получив пулю, все же попытался перевернуться и пришлось потратить на него вторую. Все, затвор в заднем положении, патроны вышли. Остался тот самый офицер, который так и не успел доковылять до своих и сейчас валялся мешком на правом боку. Пистолет бросать на землю я не стал, а убрал его аккуратно в кобуру и даже застегнул ее клапан, потянув из ножен меч. Конечно, добивать благородным оружием лежачего некрасиво, но в пустыне патроны следовало поберечь. К тому же, этот японец, наверное, самурай, ему, может быть, даже приятно.

— Умри, собака!!! — отвалившись на спину, хрипло крикнул офицер на чистом русском и тут же наказал меня за то, что я отвлекся. Черный зрачок ствола уставился мне прямо в грудь, но за считанные мгновения, что потребовались чтобы нажать на спуск, я успел чуть качнуться вправо и немного развернуть корпус. Пистолет дернулся в его руке и я, не услышав выстрела, почувствовал, как пуля по касательной ударила в «брон ик» и застряла. Бывало, попадало в меня и раньше, еще в той жизни, было с чем сравнивать. Слабовато. Меч, порхнув слева направо, ударил плашмя по кисти, ломая пальцы японца, который, карикатурно, сверх меры расширив от удивления глаза, даже не смог пальнуть еще раз. В следующую секунду я вырубил его ударом сапога по голове.

— Раз по-русски понимаешь, поживешь еще у меня, — ворчал я себе под нос, перевязывая его раны, — Вишь, испятнало тебя, одна рука цела и оставалась, да теперь, из-за вредности своей, полным калекой будешь. Нет, чтобы сразу сдаться, обязательно из пугача своего палить надо было.

Потрепало уцелевшего японца действительно сильно. К старым ранам в левой ягодице, обоих бедрах и правой оторванной пятке, прибавились новые. Осколки искромсали в трех местах левое плечо и руку, проб и ли ее кисть. Повезло ему в том, что сразу не убило и упал он в яму, подальше от других. Как говорят врачи в таких случаях, жизненно важные органы не задеты. Хотя и придется его теперь с ложечки кормить. Надеюсь, выкарабкается, я сделал все, что мог, хоть и не хирург и антибиотиков у меня, кроме спирта, здесь нет. Раздевшись и осмотрев себя, я увидел на левой грудной мышце огромный синяк, болевший при любом прикосновении. Хорошо, что ребра вроде бы целы. Спасибо Поле, спасла ее броня, хотя я и узнал по собственному опыту, почему ее забрак овали. Свинцовую пулю ТТ или Лю гера тряпочный бронник может и остановит, но вот от серьезной травмы не гарантирует.

Закончив с «неотложкой», я забрался с биноклем на самого пострадавшего от моей «артподготовки» — самолет АНТ-9. Похоже, покататься на нем мне не светит. Оба колеса основных стоек шасси сдулись, из крыльев вовсю капала уже не только вода, но и керосин. Отлетался. Хотя, послужить возвышенным наблюдательным пунктом еще может. Встав на крышу фюзеляжа во весь рост, я осмотрел горизонт, который оказался чист. Похоже, если кто видел или слышал бой местного значения, то или вмешаться не мог, или посчитал, что себе дороже и спрятался подальше от греха. Можно без опаски было заняться оприходованием трофеев.

В качестве добычи мне достались самурайский меч, напоминавший «парабеллум» пистолет, одиннадцать винтовок, большей частью побитых, с расщепленными ложами, одна из которых, к счастью целая, была с оптикой, миномет-уродец, калибром миллиметров пятьдесят и шесть гранат к нему. Еще два десятка почти таких же, но без переходников с метательными зарядами, нашлось у стрелков. Собрав все оружие вблизи, я не поленился сходить и за пулеметом, оснащенным оригинальной системой питания из бункера, снаряжаемого винтовочными обоймами. Пальнув из него короткой очередью для пробы по хвосту самолета, я убедился, что дыры получаются точно такие, какие я видел на переборке. Неужто сбили вот

из этого? Тогда дохлый пулеметчик — ас! Но в то, что он уложил в кабину практически весь свой оперативный боезапас из бункера, мне не верилось. Значит, где-то здесь есть еще такие же пулеметы или машинка посерьезнее. Придет в себя японец — спрошу.

С самого начала я решил, что когда снимусь с этого места, тяжелый пулемет с собой не потащу. Снайперская винтовка предпочтительней. Осмотрев ее внимательно, я подивился тому, что прицел не имеет вообще никаких регулировок. Взглянув на прицельную марку, я увидел шкалу горизонтальных и вертикальных поправок, с нанесенными на ней цифрами 6, 8, 10, 12, 14. Они явно означали сотни метров, ярдов, футов, или каких-то иных национальных единиц измерения. Определить цену деления я решил просто — отошел на сотню шагов и, наведя верхнее перекрестье на киль самолета с нанесенным на нем красным флагом, в самую его середину, сделал три выстрела. Моя догадка подтвердилась, попадания во флаг легли кучно, вписавшись в круг в три сантиметра диаметром. Стало быть, сетка размечена до полутора километров, неплохо. Винтовка мне понравилась. Мягкая отдача, полное отсутствие вспышки и отличная меткость. Только прицелу бы кратности побольше, у этого два или два с половиной, что сразу заметно человеку, привыкшему к стандартному четырехкратному ПСО.

Впереди было гораздо менее приятное занятие — похороны. Оттащив пока трупы японц ев подальше, я собрал амуницию, один ранец, личные документы и письма, которые все равно не мог прочитать, присмотрел себе китель размером побольше да форменную кепку. Потом, в ыкопав неглубок ую, метра полтора, братскую могилу, забрав документы, я положил туда экипаж советского самолета, по-людски завернув каждого в нашедшиеся среди груза чистые белые простыни. Вырубив топором из обшивки АНТ-9 лист гофрированного дюраля, я накрыл им павших, чтобы не разрыли падальщики. Другой лист согнул в трехгранную пирамиду, увенчанную большой пятиконечной звездой, на которой и выбил, с помощью молотка и отвертки имена и фамилии авиаторов, не забыв указать сегодняшнее число.

— Земля вам, ребята, пухом и Ц арствие небесное, — сказал я последние слова и, по обычаю, хлопнул граммульку крепчайшего спирта из медицинских запасов, запив его тут же ягодным морсом уже из своей личной литровой фляги. — Будешь? — предложил я самураю, заметив, что тот пошевелился.

— Воды! — сипло потребовал тот.

— Из системы охлаждения пополам с керосином? — спросил я шутя. — Вот до чего человек дойти может, такую гадость пить! Животом же болеть потом, задница устанет! На-ка лучше ледку из термоса-холодильника пососи, рядом с лекарствами грязи быть не должно, — предложил я, сбегав до самолета и обратно.

Японец принялся мое подношение рассасывать, а я, радуясь свободным ушам, принялся рассуждать.

— Воды у нас с тобой маловато будет, не протянем долго. Раз уж ты в плен попал, то, может, скажешь, в какую сторону путь направить, чтобы к людям выйти? Ведь засохнем насмерть!

— Убей меня, — отозвался тот абсолютно равнодушно. — Сэкономишь воду.

— Здрасти приехали! А с кем я тогда разговаривать буду? Помереть от жажды — это понятно и непредосудительно. А вот со скуки… Нет, Танака, будешь жить!

Эпизод 8

Незаметно за делами, на степь опустился вечер и солнечный диск клонился на северо-западе к горизонту. Пожевав мелко наструганной бастурмы с хлебом, поделился с японцем, которого пришлось кормить с рук. Голова, между тем, была занята оценкой положения. Вот что бы я сам сделал, послав разведку к сбитому самолету, где она и сгинула? Конечно, то, что сперва наведались ко мне только раненые, наводило на размышления. Может, в «главных силах», если они вообще есть, нет больше ходячих? Какой-нибудь госпиталь… Нет, там, по крайней мере, врачи должны быть. С другой стороны — полтора десятка рыл на экипаж АНТ-9, да с пулеметом, минометом и снайперской винтовкой, должно было хватить за глаза. Нельзя исключать, что инвалидная команда еще не вся сточилась. Понятно, что теперь, когда, как в анекдоте, у медведя пулемет и снайперская винтовка, днем ко мне не попрут. Даже я, здоровый, на пару километров на брюхе не подписался бы, пузо сотрешь. А вот ночью… Ночью, когда нишиша не видно, по степи можно ходить в рост и незаметно сблизиться. Главное — не шуметь. Приходится признать некую вероятность повторного визита непрошенных гостей. И ведь не уйдешь. Бросить все лишнее — жаба душит. Не говоря уже о японце. По-русски он говорит неспроста. Наверняка какой-нибудь разведчик. Такого ценного языка крайне желательно сберечь.