Зюзя
Шрифт:
Я отрицательно помотал головой, обалдело слушая собеседника.
— И не увидишь. Потому что нет их. А вот рабочие места есть, и школа для детишек есть. И фельдшер не в поле горбатится, а сидит на своем законном месте и пациентов принимает. Думаешь, легко далась мне эта стабильность? А вот хрен тебе! — разгорячившись, он сунул мне под нос кукиш, выглядевший весьма внушительно.
Петрович снова закурил и уставился в окно, явно предаваясь каким-то своим воспоминаниям. Я не мешал, лишь понемногу орудовал вилкой, гадая про себя, что будет дальше. Наконец он продолжил:
— Круто загнул? Ничего, сейчас тебе расскажу с самого начала, тогда поймёшь. Я до мора в депутатах ходил, да… И вот это место тоже я построил, за свои кровные.
Когда люди повально умирать начали и всеобщий бардак захлестнул города, многие мои знакомые в Европы рванули капиталы спасать, дураки. А я сюда двинул. Место глухое, изначально под автономное существование заточено. Да, мы сейчас в моей усадьбе сидим и выпиваем, всё ты правильно понял. Те хоромы, за бетонным забором, теперь лишь часть её. Так что все постройки, все инструменты, вся земля принадлежат мне по-настоящему, без шуток. И то, что я разрешаю людям пользоваться моим имуществом на взаимовыгодных условиях, считаю совершенно нормальным. Их никто не держит, не нравится — вон, как в сказке про Простоквашино, пустых домов по деревням полно. Выбирай любой. Но не уходят, зубами держатся.
Водка уже добралась до моих мозгов и начала развязывать язык. Сам не знаю почему, но решил закуситься:
— Конечно, Петрович, звучит красиво, спору нет. Только объясни мне пожалуйста, куда выжившим бедолагам было идти? Ты же изначально в выигрыше был. И дома, и забор солидный, и вокруг всё расчищено от леса. Мечта, а не форт.
Похоже, что я его зацепил… Хозяин посопел, шумно выпил, а потом совершенно спокойным и трезвым голосом ответил:
— В выигрыше, говоришь? Ххе… Дурак ты, Витя. Нет никакого выигрыша. Есть те, кто смог, и есть те, кто их слушается. Ты ещё молод, не поймёшь этого.
— А ты объясни.
— Хорошо. Я себя считаю элитой. Не по рождению, не по учёности, а по жизни. Потому что смог. Смог не просто бабла нарубить, а отстоять своё место под солнцем. И сейчас могу, и ещё, сколько потребуется. Ты никогда не задумывался, почему последние полтора десятилетия до вируса была стабильность власти? Вспомни, прокуроры открыто разъезжали на машинах премиум-класса, депутаты во всю издевались над населением речами о дешёвых макарошках, дети крупных бизнесменов безнаказанно творили, что хотели? Нет? Да потому что мы были избранные и нам можно чуть-чуть больше, чем остальным.
Наш путь наверх, поверь, конфетами усыпан не был. Об этом старались не вспоминать, но почти все мы прошли горнило девяностых прошлого века, и кто смог тогда выжить — тот понял, что нужна система, которая будет нас оберегать. Мы её и создали, как посчитали нужным. Понимаешь, мы выцарапали свое право именно на ту жизнь, которая нам нравилась.
Я открыл было рот, чтобы хоть что-то возразить, но хозяин не дал мне вставить и слова.
— Про моральные ценности и человеческое достоинство хочешь поведать? Плюнь, нет его. Разжижились людишки. Помню, мальцом батю слушал про вторую мировую и книжки читал — так там были ЛЮДИ с большой буквы. Не все, но многие. Награды их на девятое мая сами за себя говорили. И пули не боялись, и страну отстроили почти с нуля! Хрен таких сломишь и в стойло не поставишь! А вы? Ну нашли шестнадцать квартир у какого-нибудь судьи и домик в Калифорнии, ну раззвонили всё по этим вашим интернетам, и что? Через три дня забыли. Не отобрали, не посадили — руки коротки. Так, сопли
Мне было жутко и одновременно интересно слушать этого человека. В нем был некий стержень, стальная воля, отсутствие страха и одновременно такая извращённая правда. Наверное, можно было найти тысячу возражений и по буковке разнести в прах его слова. Только это ничего не изменит. Петрович просто знает, что прав. Для себя прав.
Он продолжил, опять не дождавшись моего ответа:
— Око за око, зуб за зуб — помнишь? Чушь это полная. Если ты потерял око — убей в ответ. Или не убивай, но это ты должен решить сам. Не закон, ни принцип этот сраный, а именно ты, именно Витя. Вот только тогда ты тоже сможешь попытаться стать элитой, выбиться из среды зачуханных обывателей. Понимаешь, нам, власть имущим, было на таких, как вы, живущих от зарплаты до аванса, откровенно плевать. Вы — кормовая база для нас, за которой надо присматривать и иногда бросать косточку. Этого всегда было вполне достаточно для послушания. Не устраивает такой расклад — что же, есть выход. Заставь себя уважать — и становись рядом, коль сможешь локтями всех растолкать и не подохнуть при этом. Весь вопрос в том, на сколько далеко ты не раб внутри.
Давай я тебе одну историю расскажу, автобиографическую… Мне лет двенадцать было, жили мы тогда с мамой и младшим братишкой бедно, но дружно. И вот, как сейчас помню, осень на дворе, уже лужи подмерзают, а мелкий всё с летом не расстанется, на качелях вверх-вниз, да весело так! Я же дома сидел, уроки учил и за братом через окошко приглядывал. В очередной раз в окно глядь — а там взрослые пацаны с соседних дворов у моего шапку забрали да кидают её друг другу, а он должен ловить её, как собачка. Весело им, смешно… Один или не рассчитал, или нарочно так сделал — только улетела братова шапка в яму. А я знаю, что глубокая она, не достанем вещь, от мамы по самое не балуйся попадёт.
Что делать? Надо выручать, а я сам по сравнению с теми верзилами — щенок худосочный. Взрослых не позовёшь, все на работе, да и стыдно чужими руками свои проблемы решать. Не принято тогда так было. Ладно, оделся, обулся, пошёл. Страшно было…
Вышел на улицу — а эти ублюдки совсем расходились. «Снимай пальто, собачка! Мы не доиграли!» — орёт один, здоровый, и с мелкого одежду рвёт, аж пуговицы в разные стороны. Подошёл, говорю: «Отпусти брата», а он так глумливо: «А то что? Побьёшь меня, шкет? Ну попробуй!», и ржёт как мерин.
Куда мне с ним тягаться — он это понимал. Понимаешь? Он меня заставлял действовать по его правилам, так, как выгоднее и удобнее ему! Вот только просчитался. У меня в рукаве нож кухонный был, прихватил с собой. Вот его я этому здоровиле и воткнул в пузо. И сразу стало по-моему. Драться со мной резко всем расхотелось, этот урод визжит некрасиво и врача просит. А я мелкого домой быстренько отправил и сам за ним следом.
Потом, конечно, и дело завели, и в спецшколу законопатить хотели — чудом не угодил, но на учёт поставили, и матери все мозги вынесли, и выпороли меня здорово. Только с тех пор на районе каждая поганка знала — что я на любую гадость дам ответ в десятикратном размере. Потому что могу и не боюсь. Не буду врать, на прочность меня регулярно проверяли разные умники, только вот где они? А я — тут, живой, здоровый, сытый.